И не однажды, я пытался рассказать эту удивительную историю. И каждый
раз, выслушав, мне с улыбкой говорили – «ну, ладно врать-то…!»
Никто не верил моим сказочным воспоминаниям
из молодости, почти юности…. И были годы, когда и мне уже казалось, что эту
историю я придумал? Ну, показалось! Ну, приснилось!
Только я же помнил ее голос, тонкую, ни на
что не похожую трель. Нет-нет, не сверчка, его звонкие жесткие трели, сродни
особому свисту воров или лазутчиков, а такое легкое пение - фррру-ю-ю-ю и едва
слышимое перещёлкиваем, как будто бы она обращалась ко мне, приглашая послушать
ночную серенаду!
И каждый раз я вспоминал, как ночью, из-за
ее удивительных, как оказывается, только мне и нравившихся песен, под самым ухом
у спящих рядом,
нас с ней выгоняли из палатки: «Вот ведь сам не спит и нам не дает, а завтра
новые подземные приключения!»
Первые ночи ее песни лишали палаточного
крова с усмешками, где-то под утро. А потом…
Я соорудил в десяти
метрах от лагеря навес, из полога старой палатки с одной полукруглой стенкой, чтобы
не так сквозило, натаскал тонкого хвороста и пахучих, пряных, горных трав и
перебрался с ней в новое почти открытое ночному небу и лесу, жилье… Домиком для нее служила просторная картонная
коробка из-под прибора, который начальник нашей экспедиции, Костя Гостинский, московський спелеолог, таскал во все пещеры.
В начале, я ее оберегал из опасения, что она заберется под спальник, а утром
кто-нибудь на нее и наступит.
Но через пару ночей, когда мы с ней уже
квартировали персональный навес на отшибе лагеря, выяснилось, что никуда она от
меня не собирается уходить.
Утром и вечером я ей ловил бабочек и сверчков, а если везло, то крупную
саранчу. А на день, когда мы уходили в очередной радиальный поход, рядышком
оставлял, чего-нибудь съестного и назойливые мухи сами прилетали к ней на обед.
За
несколько дней она откормилась, запела свои лесные песни еще пуще, веселей и
звонче …
Лягушку
я вытащил из пещеры «Кристальной». Самой красивой, в те годы, шахты в Западной,
едва не полностью покрытой густыми лесами, части Ай-Петринского плато-яйлы: от
Байдарских ворот и до Вилля-Буруна, от Скельской поляны до обрывов Форосских
стен. Туристы и залетные горе-спелеологии тогда еще не разграбили огромные, удивительной
красоты, кристаллы в нижней части пещеры-провала...
Мы и ходили туда пофотографировать,
полюбоваться и снять показание приборов. И однажды когда возвращались, на
крутом склоне снизу, из глубины шахты к входному сорокаметровому вертикальному
колодцу, чтобы выбраться на свет Божий, я ее и обнаружил, сидящей на выступе
скалы, уже замерзающей и изголодавшейся.
Не было там, в мрачной глубине, ни мух, ни
кузнечиков, да и солнечный свет едва добирался среди бела дня, как на земле в
сумерках. Похоже, что уже давненько,
нечаянно свалившись в пропасть с отвесными, скользкими стенами, она
умирала в этой страшной и для нее,
совершенно бездонной пропасти.
Я, не раздумывая, сунул ее за пазуху и по «веревочной»
лестнице поднялся наверх. Путешествие к солнцу закончилось замечательно, но
когда я решил ее выпустить, она
уцепилась за мою руку пальцами своих крошечных
с присосками лапок и покидать меня наотрез отказалась. Вот так мы и
подружились.
Она
прожила у меня дней семь и только когда мы решили перенести лагерь ближе к
Ат-Башу или Спирадам, где найдем воду, она ушла в родной Карадагский лес. Ушла на рассвете. Как будто почувствовала, что
пора расставаться. Перестала петь, отчего я и проснулся, запрыгнула на мою
голову, замерла на некоторое время прямо на лбу, потом перепрыгнула на грудь, и
неспеша попрыгала в сторону густой поросли терновника, что непролазной стеной
окаймлял нашу поляну…
И я почти забыл эту историю – ну спас… древесную
лягушку, ну, накормил, под усмешки товарищей, ну прожила со мной в палатке... Однако через пару лет, невероятное везение
спасло мне жизнь впервые именно там, в Карадагском лесу.
Я был начальником спелеолагеря для
новичков. И они, как на «зачет»,
спускались в шахту «Надежда» в полукилометре от лагеря. Пещера была не очень
сложная, но в ней было несколько последовательных колодцев метров по 10-15, а
на дне большой щелевидный зал и… всё.
Для практики молодые покорители поземных
пропастей, под руководством инструктора, должны были перед каждым колодецем
организовать пункт страховки. Руководил «курсантами» мой добрый приятель, севастопольский
спелеолог Миша Яшке. Перед началом «штурма» я провел на месте инструктаж,
рассказал, что они будут делать, и по глупости, ляпнул, что на дне может
быть продолжение. А так как по
геологическим картам в это районе не может быть глубоких пропастей, пещера
расположена на дне Карадагской котловины, а ниже водоупорные породы. И если найти продолжение, то это будет
«великое» открытие. С тем и ушел.
Прошло часов десять, уже вернулись и те,
кто «покорял» пещеры в нескольких километрах, за Тарпан-Баиром, а группы Яшке
все не было. Уже был готов и ужин на всех и догорал день.
Бросив все, я пошел к «Надежде» и у входа
обнаружил
сиротливо
сидела девчонка.
Я у неё спросил, где все, а она с блеском в
глазах ответила, что они нашли продолжение и там «грызут» дна колодца. Я так
психанул, что в нарушение всех инструкций…,да, что там, здравого смысла, без
страховки, без пояса «нырнул» в пропасть. И, «пролетая дюльфером», то есть
соскальзывая на страховочной веревке, мимо
всех уступов, где должны быть пункты перестраховки, а их там не было, и обнаружил
спелеологов за занятием, едва не эпическим, - они все-таки продолбили щель и
умудрились запихать в нее худенькую девушку-курсантку, кажется из Воронежа. К
сожалению, и их это безмерно огорчило, продолжения не было – два-три метра и
новая глухая каменная пробка-тупик. А девушка уже несколько часов, из-за узости
прокопанного отверстия, выбраться назад не могла.
Я рассвирепел и, едва сдерживаясь, приказал
немедленно вытащить девицу и через час быть в лагере. С тем и отправился на
поверхность.
И злость сыграла со мной злую шутку.
Выбираясь без страховки, держась за скользкую веревку, я оступился, сорвался с
лестницы и улетел в колодец. Удержаться на мокрой, скользкой глине перед
следующим колодцем мне не удалось и уже в полной темноте, без света я соскользнул
в следующий колодец…
Когда пришел в себя, то к радости смог
отремонтировать налобный фонарь и осмотреться. Ощупал себя – ноги, руки. Они
были целые, но, скорее всего, сломаны ребра. Дышать было тяжело и жутко болела
правая нога. Меня на самом деле спасло
проведение. Я буквально застрял между двумя сталагмитами на противоположной
стенке колодца. Внизу, метрах в десяти, мрачно просматривался глыбовый навал, и
угрожающе торчали большие острые карстовые натеки.
Не буду описывать, как я выбрался, что
сломал, какие огромные синяки покрывали мое несчастное тело и как я их
рассматривал, забравшись в чащобу леса, чтобы никто, не дай Бог, не увидел. Как
замазывал йодом ссадины и раны. Я ведь скрывал от всех, что случилось. Потом
уже было не так больно, как стыдно – ну, как же можно было забыть все писанные
и неписанные правила за малейшее нарушения которых, я просто выгонял других из
лагеря…
Но странным образом, тогда спасение я
приписал своему невероятному везению.
Прошло еще полгода. И, приблизительно там же,
в десятке километров от Карадагского леса, на большой стене Ай-Петри, слева от
зубцов Чатал-Каи, если смотреть снизу, я попал в новый, смертельный
переплет. На меня, привязанного
страховочной веревкой к небольшой сосенке, сошел огромный камень. Я не мог от
него увернуться – был на коротком поводке…
Врач
скорой помощи, осмотрев меня, после многих часов спасательных работ, со
вздохом, сказал: «Ну, ты счастливчик! Когда мне сказали, что с тобой
приключилось, я был уверен, что если живым и снимут со стены, то будем по
косточкам собирать! А ты, хоть и прилично
поломанный-побитый, но ещё лыбишься…» Потом помолчал, накладывая мне шину на руку и
добавил: «Если и не колдунья соломку подстелила под тот обломок скалы, что на
тебе обвалился, то точно какая-то местная царевна-лягушка нашептала!»
И вот тогда-то, я и вспомнил – так у меня
же здесь на Ай-Петри есть своя Царевна-Лягушка!
А потом? Потом у моего старенького
мотоцикла «ковровец» отказали тормоза и я улетел в обрыв в районе
Шайтан-Мердвена – «Чертовой лестницы» на старой трассе Ялта-Севастополь…. И
странным образом, на глазах испуганного и страшно испуганного и удивленного
водителя грузовика, отделался всего лишь многочисленными царапинами и ушибами.
И случилось это тоже невдалеке от Карадагского леса…
Потом я горел, тонул и снова падал… А, однажды,
в подводном аппарате, невероятным везением, избежал гибели в Тихом океане,
чудом «промахнувшись», буквально в сантиметрах разминулся, с гигантской раскрытой «пастью»
брошенного рыболовецкого трала на глубине едва не пол километра… Потом, потом…
Кто-то бесконечно помогал мне по жизни, спасал,
дарил настоящую дружбу, с воистину настоящими людьми… Бережно охранял от
наговоров и сплетен и так же легко сметал с моей жизни всю нечисть, клевету и
ложь злых и пустых людей, превращая в позор и, обращая в бегство, вольных и невольных врагов моих,
казалось бы сильных и всесильных.
Только я уверен, что это она, именно она,
моя лесная царевна, охраняет всю мою жизнь…
Приходит в полнолуние, я в этом уверен, и
разгоняет нечистую силу. И каждый раз я жду полнолуния, когда, говорят, когда
нечистая сила панует и тешится, я жду облегчения и спокойствия, избавления от
наговоров, нечеловеческой зависти. И оно приходит.
И каждый раз я искренне желаю спокойствия и
лишь только добрых помыслов не только друзьям, но и врагам моим и недругам…
Пусть посчастливится и вам встретить свою Лягушку. Найдите ее и
спасите…
На фотографии, сделанной со слайда, который
я случайно обнаружил в конверте письма, полученного 45 лет назад от своего
друга Кости Гостинского… Вот тогда не нашел, а потом, перебирая свои архивы,
обнаружил…
Вот ведь письмо получил в далеком 1969 году прочитал, а слайд только нынче и обнаружился
завернутый в обрывок листка…
Это она, я знаю точно, моя Берегиня – Принцесса, Царевна-Лягушка Карадагского леса.
