Испытание акулой
В
человеческом воображении нет более
кровожадного существа, чем акула. Она самая совершенная и безжалостная
убийца океана. Сколько бы вы не читали леденящие рассказы очевидцев, не
наблюдали на экране телевизора или на
фотографиях, как под водой орудуют эти древнейшие обитательницы нашей планеты,
вам ни за что не удастся ощутить то, что испытывает человек, столкнувшись с
акулой в ее родной стихии, в воде.
Научно-исследовательское
судно «Гидронавт» после долгих путешествий по Тихому океану возвращалось домой,
в Севастополь.
Две недели
кряду от Малой Курильской гряды и почти до
Сингапура нас преследовала безумная, бесконечная и изматывающая
болтанка. Мы пережили два жестоких осенних тайфуна. И вот, после нескольких дней отдыха в
Сингапуре , судно вышло в спокойный и умиротворенный, Индийский океан. Он
порадовал нас легким бризом, ясной и почти безоблачной погодой.
А после
Цейлона, на подходе к Мальдивским островам мы и вовсе попали в полосу, полного
штиля.
Как
удивительно выглядит океан, когда он спокоен. Когда от его зеркальной
поверхности отражаются облака. Когда ты
видишь даже не едва уловимое мерцание отдельных, самых огромных и ярких
светил, а отражение всего, запорошенного звездами, небосклона. Ты наблюдаешь не
лунную дорожку, а луну, огромную, в полнеба.
Лишь только от набегающей волны, покатившейся от нашего судна, она
подпрыгнет и рассыплется на серебряные осколки.
Еще через
несколько дней мы входим в Аравийское море. Где-то там по левому борту маячит в
сиреневой дымке, едва различимый, на фоне
воды и неба, сказочный остров Сокотра.
Мы ложимся в
дрейф, палубная команда опускает шлюпку на воду и экипаж начинает драить,
чистить, мыть, красить надстройки, палубы, борта нашего, потрепанного за десять
месяцев экспедиции, судна. Ничего, что по ржавчине, ничего, что через несколько
дней после возвращения краска облезет, важно предстать перед начальством в
блеске и красоте. Такова традиция – перед заходом в родной порт надо
навести марафет.
Все работают
под палящим солнцем, а мы, со старшиной водолазной станции Сашей Онучиным,
отправляемся под воду для осмотра днища и чистки кингстонных решеток.
Мы уходили
под воду, под завистливые взгляды экипажа – за бортом плюс тридцать, парное
молоко, но на палубе полюс пятьдесят в тени.
Первое
ощущение – голубая, переходящая на глубине, в яркую синюю, невероятно
прозрачная вода, как сказка, как фантастический рассказ про мир в котором ты
лишь мимолетный гость. Мерно бормочут пузырьки воздуха, вырывающегося из
легких, посвистывает редуктор акваланга. И никого, ни единого существа.
Опускаемся метров на десять, дальше не пускают сигнальные фалы – без них
капитан не разрешил работать под водой, зависаем над бездной и продолжаем
восхищаться состоянием невесомости, парения, свободного полета.
Всплываем
под корпус, отвязываюсь, Не смотря на протесты, передаю фал Саше и начинаю
погружаться. Понимаю, что нельзя, но отказать себе прочувствовать свободу в этом неповторимом,
сказочном море не могу. Напарник грозит кулаком, показывает наверх и большим
пальцем поперек горла. Понимаю ругать будут если узнают, но ведь могут и не
узнать.
Внимательно
поглядываю на глубиномер: 25, 30, 40 метров, зависаю на отметке 43 метра и
только потому что достиг холодного слоя воды. Но и действительно, надо бы
остановиться, глубина манит, пьянит и это еще не азотное отравление, а
обыкновенное манящее ощущение пространства, которое ты покорил. Неизвестное
чувство, испытать которое там под солнцем тебе не дано. Здесь ты скользишь, как
птица. Твое тело и есть летательный аппарат, ты потерял тяжесть земного
тяготения и можно кувыркаться, скользить боком, вниз головой.
На мысе Айя или у берегов Тарханкута, где
самая большая прозрачность в Черном
море, отчетливо видны предметы на расстоянии метров десяти, может быть
двенадцать, то здесь…
Поднимаю голову,
вижу как машет кулаком мой визави и наблюдаю весь корпус судна от форштевня до
ахтерштевня, а это около семидесяти метров. Невероятно. И ни одной живой души,
ни единого существа. Лишь только пузырьки воздуха, покидая легкие, дробятся в
серебристый, взлетающий вертикально вверх, дождь. Вот и все, что нарушает этот
пустынный мир открытого моря. А подо мной около трех километров бездны.
Потом мы
долго орудуем скребками, освобождая решетку от водорослей и ракушек – это ведь
не простое дело работа в космосе, пусть это и гидрокосмосе. Пусть даже на тебе нет тяжелого, громоздкого
и неудобного космического скафандра, но работа в невесомости требует особого
навыка, долгих тренировок, особой сноровки. На земле есть упор – ноги, а под
водой или в космосе только одна точка опоры, руки, которыми ты и работаешь,
единственные помощники – опыт и смекалка.
Мне
досталась работа попроще, чищу бортовую
решетку, Саша донную, но он
профессионал, штатный судовой водолаз, а я так, любитель.
Работа была почти выполнена, когда неожиданно
перед моим носом оказалась какая-то наглая рыбешка. Была она полосатая, размерами ладони в три, как
крупная вобла и никакого подозрения у меня не вызвала. Вот только вела она себя
странно: нагло подлетела, сунула свой нос почти в маску, подозрительно смело виляла хвостом и исчезла.
Я не
почувствовал ничего тревожного, не сработал инстинкт, хоть и не обнаружил
своего напарника на том месте где он чистил
решетку. И пузырьков от его акваланга
не было видно. Мне и в голову не пришло, что это за зловещий буревестник
ко мне являлся. Безжизненное пространство и невероятная прозрачность убаюкало
бдительность.
Только когда
я окончательно закончил работу и принялся засовывать огромный скребок-отвертку
за свинцовый водолазный пояс, оторвавшись от борта, то неожиданно увидел Сашу.
Он стоял в рулевой насадке – это такое огромное поворотное кольцо установленное
вместо руля, внутри которого вращается судовой винт и крутил палец у виска. Я
осмотрелся – ничего.
И тогда я сделал еще одну глупость, начал погружаться
и… столкнулся с той же наглой вертлявой
рыбкой и только тогда сверлящая тревога разлилась по телу. Но было поздно,
из-под киля вынырнул огромная акула.
Оказывается
маленькая, проклятая, полосатая тварь
акулья тень, была рыбой-лоцманом. Она и «нашептала» своей хозяйке, что здесь под судном
бултыхается не пуганый лох.
Я увидел
разинутую пасть, полную зубов, в несколько рядов, снизу как крючки, а сверху
отточенные остроконечные ножи. Некоторые из них, самые передние, болтались на
сухожилиях полуоторванные, но зато следующий ряд был хорошо подготовлен к
кровавому делу. В трех-четырех метрах от меня, едва шевеля плавниками и
сверля черными, маленькими,
безжалостными глазами, она отвернула и пошла по кругу.
Огромное трехметровое туловище морского
дьявола, заскользило по первому кругу смертельного вальса.
Я ощутил
себя маленьким, беззащитным человечком,
стоящим на скользком льду огромного замерзшего озера, к которому приближается
разъяренный тигр. Нет, это было страшнее. Мне было чудовищно страшно.
Из книг я
знал, что сейчас очень важно не делать резких движений, куда-то быстро плыть,
барахтаться, нельзя показать, что ты боишься, потому что волнение, твой страх,
каким-то образом передается этой мерзкой охотнице, и она бросается в атаку. Вот
только как, каким образом подавить в себе это чувство леденящего страха.
Исследователи,
специалисты ихтиологи уверены, что сытая акула совершенно не опасна, вот только
как можно узнать сыта эта зубастая тварь или сейчас приступит к трапезе. И мое
бренное тело будет для нее славной закуской.
И все же мне
удалось трезво оценить свое положение и я, уцепившись за бортовой
киль-успокоитель качки мертвой хваткой,
старался не дышать, чтобы уменьшить предательски вылетающие из шлангов
пузырьки воздуха. Я сделал вид, что спрятался, что меня нет...
А еще через некоторое время на помощь пришел
Саша: он принялся стучать по насадке и этот звук я хорошо слышал, размахивать
руками, привлекая внимание акулы. И она «клюнула на живца», развернулась и
пошла в его сторону.
И в этот
момент я от страха выронил отвертку. Кувыркнувшись, она улетела в бездну, а я
потерял последнее оружие. Спасло бы оно меня? Вряд ли, но это было единственное
оружие. Можно было ударить..,, ударить в
глаз, например.. или.., меня охватило отчаянье, близкое к панике.
Тем
временем, акула начала кружить вокруг Саши. Выбрав момент, когда зубастое
бревно было достаточно далеко от меня, на противоположной стороне от насадки, я
почти молниеносно, как мне показалось,
смог укрыться за лопастями винта.
Мой маневр акула заметила моментально и подплыла к нам очень близко – метра на
два-два с половиной. На этот раз я смог
рассмотреть более внимательно и хозяйку и ее свиту.
Удивительно, но лоцманов было
штук десять-пятнадцать и у каждого было свое штатное место: два самых крупных у
больших передних плавников, прямо перед носом
еще три и над спиной целая стая. Некоторые оставляли хозяйку и полетали
к нам, но тут же бросались в погоню, заняв свое место. Снизу на белом брюхе
были видны прилипалы.
И, несмотря
на страшное напряжение, я про себя отметил, что выглядела она замечательно. Это
была действительно совершенная убийца.
На очередном вираже вокруг нас акулу обнаружили
с палубы и принялись трясти страховочные фалы, мол, тревога.
Господи,
знали бы вы, сигнальщики хреновы, что охота за нами длиться длится
давным-давно. Увидели! По трепету фала и бесконечным подергиваниям, мы
понимали, что на палубе судно началась легкая паника. И тут-то произошло невероятное. В момент
когда акула проходила между мной и направлением фала, какой-то умник там
наверху решил таки дернуть из всех сил. И он меня выдернул из насадки, едва не
в акулью пасть. Меня спасло то, что на этот раз испугался не только я, но и
акула. Она шарахнулась и исчезла где-то за противоположным бортом. Ну, гад,
подожди, выберусь на палубу…
И тут же, я
не успел и глазом моргнуть, как мой напарник, старшина водолазной станции,
старший, по водолазному делу, товарищ, бросил меня и бежал с поля боя, нет
охоты. Где-то в глубине души я понимал, что он поступил правильно, но обида и
предательский страх, затмевали здравый смысл. Акула явилась моментально, но мы
с ней рассмотрели лишь мелькнувшие на трапе Сашины ноги. Он был уже в
безопасности, чего не скажешь обо мне.
Ужас моего
положения заключался еще и в том, что у меня в акваланге вот-вот должен был
закончится сжатый воздух и рано или поздно я буду вынужден или задохнуться или,
несмотря на зубастую тварь, всплывать.
Но на палубе
понимали весь трагизм положения и с бака, с противоположной стороны, принялись
бросать в воду какие-то куски, потом полетела и наживка – огромный крючок с
фалом и насажанным увесистым куском
мяса. Акула лениво отправилась к
наживке.
Вот тут-то и
я не стал раздумывать, а со скоростью, думаю превышающую человеческие
возможности, рванулся к спасительному трапу.
Если не
считать несколько глубоких царапин, «боевых ран», полученных в тот момент,
когда несколько заботливых рук выдергивали меня, из воды, все обошлось.
А акула
минут через десять таки попалась на крючок, но увы, поднять ее на палубу не
удалось, она с легкостью перекусила фал толщиной с палец .
На этом
можно было бы и закончить рассказ, после которого я долго не мог признаться,
даже в узком кругу друзей, что был о себе лучшего мнения, если бы не еще одно
событие.
Примерно
через неделю нам посчастливилось побывать на необитаемых островках архипелага
Сиха, у берегов Аравийского полуострова и там в лагуне, на небольшой глубине, я
неожиданно наткнулся на … акулу. Испуг был настолько не прогнозируемый, что я
моментально выскочил из воды на небольшой, торчащий из воды обломок скалы и
замер. А акула все кружила и кружила рядом.
Так я
просидел минут двадцать под палящим
солнцем, под странными взглядами и возгласами своих товарищей, закусывающих на
берегу острова в небольшой прибойной нише-пещерке, в тенечке. И только когда
понял, что они откровенно надо мной подсмеиваются, одел маску и рассмотрел
проклятую хищницу и понял, что тот еще страх встречи с огромной акулой в
открытом море на этот раз сыграл со мной злую шутку. Это была акула-нянька,
совершенно безобидное создание, но, как уж тут не вспомнить, что у страха,
действительно, и глаза велики. По внешнему виду, если не присматриваться, она
мало чем отличалась от той, настоящей хозяйки Аравийского моря.
Л.Пилунский
