Ушла и всё....

 Ушла и всё…

Вот и еще один настоящий скреп, давно уже умершего Советского Союза, погиб, исчез.

…Зато мы делаем ракеты

И перекрыли Енисей,

И даже в области балета

Мы впереди планеты всей…

Я не ёрничаю, мне немного больно, нет, по-настоящему больно и горько. Балет той страны, чтобы мы не говорили, о чем и как не спорили, но великий русский балет последних 60 лет не мыслим без гениальной балерины Майи Михайловны Плисецкой. А значит, он умер вчера 2 мая.

Она родилась так давно и так долго, и так непостижимо изящно и красиво танцевала, что, казалось это теперь должно быть вечно. Что это неостановимо. И вот…

До своего 90 по счету дня рождения, она не дожила шесть месяцев.

Майя Михайловна была плоть от плоти той эпохи: безумных надежд и еще больших страданий… Отца расстреляли, а маму увели следом в лагерь, в тот самый концентрационный лагерь для жен изменников родины. Она лишилась родителей в годы, когда девушке-подростку так нужны родители, их совет, поддержка и  доброе слово, и ласка…

Маму увели, когда юная Майя танцевала на сцене…

Но она не сломалась, не спряталась, не ушла в себя и стала гениальной и… бессмертной. Чего теперь уже не скажешь про русский балет… и не только.

Последний раз в Большом театре она танцевала 4 января 1990 года в спектакле «Дама с собачкой». После чего и ушла от балетмейстера Юрия Григоровича…  Навсегда

Трудно представить, но ей было уже 65 лет. Только этого НИКТО не знал и не собирался замечать, кроме ослов- функционеров и не только из балета.

Нет, не смотря на невзгоды и вечные проблемы с этой и той властью, она была ее обласкана… Хотя, кто его знает, может быть, просто ее нельзя было не считать «лицом и душой русского, советского балета»

Герой Социалистического труда, кавалер 3-х орденов Ленина, 4-х степеней «За заслуги перед отечеством»…, но и высших наград Франции, включая «Орден Почетного легиона», Испании «Орден Изабеллы Кастильской»,  а значит и дворянское звание… . У нее был даже Большой крест Командора ордена «За заслуги перед Литвой»…

И вот все оборвалось. Сердечный приступ в Германии, в Мюнхене, где она жила последние 23 года, и медики оказались бессильными….

Я никогда не видел, как Плисецкая танцует на сцене, хотя видел в кино, и не один раз любовался ее киногероиней Кармен. Но все-таки видел. И оба раза мельком.

Один раз в Севастополе. Она была со своим мужем композитором Радионом Щедриным. Они стояла на  верхней  палубе того самого «Адмирала Нахимова» и кому-то махали руками и что-то кричали, а буксир оттаскивал корму белоснежного лайнера от причала Графской пристани. А я, 19 летний механик, небольшого пассажирского катера «Сочинец», сидел на палубе и рассматривал в бинокль Небожителей.

Она была в каком-то просторном, кажется, что с цветами, развивающемся на ветру платье, и в белоснежной шляпке, которую придерживала рукой. А он… Нет не помню, для меня он был только ее мужем, и только каким-то композитором.

Так разве ж я знал?

А потом, лет через десять, я улетал из Шереметьево на Дальний Восток, где и было пришвартовано наше судно. Мы из Владивостока должны были отправиться, на долгих 12 месяцев ловить рыбу у берегов Сомали.

Это было глубокой, мрачной московской зимой. В здании аэропорта гуляли сквозняки, и было не очень тепло и очень неуютно. Я был не один – старший командный состав траулера со странным названием «Железный поток». Рейс несколько раз откладывался, а мы все принимали и принимали на грудь, и нас уже едва запускали в ресторан. А в буфете продавали, какой-то жуткий «Солнцедар» и откровенно паленую водку….

Неожиданно меня приехал провожать друг. Я и не надеялся, ну, позвонил, ну сказал, что рейс опять задержали надолго, а Юрка Беляев, до мозга костей москвич, хотя и родившийся в Харькове, взял и явился. И понятно, что с коньяком. Мы и уединились от большой компании, позвав с собой моего коллегу, с которым мне нужно будет многие месяцы делить холостяцкую каюту. Выпросили у буфетчицы стакан и даже порезанный на кружочки лимон, присыпанный сахаром и, почти по королевски, устроились на скамейке в центре грандиозной стекляшки-аквариума…

И все бы ничего, как вдруг мимо нас, с надменно поднятой головой, как нам показалось, проплывает дама в шикарной шубе и меховой шляпе. А, может быть, и правда так и было, и она должна была, обязана так идти, ведь она и правда была королевой балета, танца… Теперь мне кажется, что и на лице ее была вуалька, подчеркивающая и ее красоту, и ее величие.

Юрка, аж, вздрогнул и тихонько – «Плисецкая!»

Ее сопровождали двое молодых людей. Один нес два увесистых, настоящей кожи, чемодана с застежками, а другой дорожную сумку.

Она проплыла так, как не ходят простые смертные, а лишь только принцессы и, какие-нибудь герцогини, поигрывая тонкими, наверное, лайковыми перчатками, зажатыми в правой руке, куда-то туда, в другую часть зала, к другим стойкам. И уже кто-то бежал в форме гражданской авиации, ей на встречу, и еще кто-то уже отнимал у ее провожатых чемоданы… И все галдели и что-то объясняли и размахивали руками.

А огромный зал замер, стих гул и все смотрели на неё – кто-то с завистью, а кто-то с неописуемым восторгом…  

Признаюсь честно, я не признал Майю Михайловну. Если бы не Юрка, так и не понял, кому же это королевский почет и столько извинений, и такие невероятные расшаркивания. Вот увидел бы удаляющуюся фигуру со спины и все. А так хоть лицо, хоть образ и эти перчатки, и тонкие длинные пальцы и эти… да-да те самые, золотые, бриллиантовые ноги, самой-самой …

Она уже исчезла, а зал, как и мы, все еще были в легком шоке-оцепенении от пролетевшего  мимо величия.

 Из этой навалившейся, счастливой меланхолии нас  вывел неожиданный вопрос нашего собутыльника:

«Что, это и правда была Плисецкая?»

Юрка кивнул, но ничего не успел сказать, как изо рта моего коллеги по будущему сомалийскому путешествию, вырвалось:

«Вот же жидовка поганая…»

Все, он не договорил, нас разводил чуть ли не милиционер.

Выяснилось, что близкий друг моего коллеги, был свидетелем грандиозного скандала в этом же аэропорту пару лет назад, который устроила эта…, эта «прима-балериночка»…

Ну, во-первых, оскорбителю пришлось долго и нудно извиняться за «жидовку». Он уже, чуть не на колени вставал, и божился, что случайно вырвалось, и даже договорился, что у него самого бабушка иудейского происхождения, а значит и мама, а значит и он…

Но пить, точнее, допивать коньяк с этим придурком мы отказались наотрез, тем более, что это был наш напиток.

А скандал с Майей Михайловной заключался вот в чем.

Как-то, возвращаясь с гастролей из-за рубежа, великая балерина, отказалась отдать, как было положено в те времена, свой гонорар в пользу государства. Отдавая там, ну, где-то там – то ли в посольстве, то ли еще где-то, звонкую, честно заработанную валюту, все …, в том числе и Герои и Героини Социалистического Труда, здесь, на удивительной родине победившего Октября, должны были получить, так называемые БОНЫ. Причем, совсем даже и по грабительскому курсу. Ну, понятно же, что не мог один доллар стоить 90 деревянных копеек, а ведь стоил.

Но только с этими бонами, в специальных магазинах, всяких там «Березках» и можно было отовариться – всем, чем желает полакомиться твоя утроба и насытиться душа.

А Великая и Неповторимая советская балерина категорически отказалась от такой грабительской сделки с государством. Вот и явилась на таможню в московский аэропорт Шереметьево с проклятыми, но честно заработанными долларами. Ну, таможенники и прочие ее ненавистники, и завистники изготовилась, чтобы примерно ее наказать.

Так не тут-то было. Юрка мне рассказал, что, наверняка, Майя Михайловна, готовилась к этой бурной и почти криминальной встречи так, как в аэропорту балерину встречала толпа иностранных журналистов… И она победила. К великой радости не только почитателей ее таланта, но и просто людей, которым давним давно надоел этот, как и иной, и другой, и всякий грабеж….

Неожиданно объявили посадку на самолет, на Хабаровск, а потом пересадка и во Владивосток. Мы с Юркой из горла допили коньяк, понятное дело за Майю Михайловну… Подходить к толпе Юрка не захотел принципиально: «Чтоб не дай Бог, не увидеть этого придурошного антисемита, ксенофоба…»

И уже прощаясь, сказал: «Ты не вздумай с ним в одной каюте селиться – он не только сволочь, но и, скорее всего, стукач!  Вот именно из таких и выходят, удивительно способные стукачи-сексоты!»

Судьба меня с этим человеком развела почти сразу – я  больше никогда его не видел, вот только не знаю, а на самом деле была ли эта история со скандалам. Ну, не знаю.

Но через всю мою жизнь стоить перед моими глазами этот, теперь уже точно бессмертный и потрясающий образ несравненной Майи-Кармен – белая шляпка и развивающееся платье на борту лайнера - тонкое, красивое, неповторимое лицо и счастливая улыбка,  и уходящая от меня в глубину огромного зала красивая до сумасшествия, женщина поигрывающая белыми перчатки…

Спасибо Вам, Майя Михайловна, спасибо, что вы были на этой земле… и будете вечно!

  

Ночь со 2 на 3 мая 2015