ИНТЕРВЬЮ
С ПРОСЬБОЙ
Полтора часа сижу возле буфета на четвертом
этаже гостиницы «Минск» и жду. Деньги кончаются – кофе, канапки, еще кофе, чай,
засохший бутерброд – буфетчица чуть не вымогает, а в конце коридора такой же
хрен в макинтоше и в шляпе. Но меня не трогает – «любуется» засыпающей Москвой
в запотевшее окно.
Увы,
мэтр задерживается. Злюсь. Но скорее сам на себя. Хотя, конечно, имеет на это
право, а может и вовсе забыл, но в номере жена, как оказалось, здорово
«прихворнувшая» (ох, уж эта сырая замызганная столица разваливающей империи).
Так что дождусь непременно. Вот возьму, лягу прямо под его номером и дождусь.
Ну имеет он право припоздниться? Имеет. Но с другой стороны – человек из
Америки. По всему видать, уже джентльмен. В общем, ворчу. Сижу, жду, держу свою
дулю в кармане (которую по счету?) и мучительно жду.
Я-то и так в гостиницу проник с большим
трудом – меня просто не пускали, и никакие удостоверения крымского журналиста
не помогали. Немолодой дядька на рецепции – скашивал глаза, на вальяжных
мужиков, в серых макинтошах, вальяжно развалившихся в креслах по всему большому
вестибюлю и… читающих газеты(?!) и громко говорил: «Не положено…!!!»
Потом меня вытурили на мороз и из
«предбанника», и я отправился слоняться вокруг «Минска», притаптывая
поскрипывающий снег столицы. Но, как оказалось, не напрасно – за червонец, меня
пустили через черный ход два портье, чуть не в ливреях, которые выносили мусор
на заднем дворе…
Аксенов неожиданно выдавился из лифта –
усталый, грустный – приветливо улыбнулся, протянул руку: «Sorry!» И все мои бурчания (мысленные) как рукой сняло. Вот
ведь воистину джентльмен – даже извинился.
В номере усаживается в кресло. Еще раз
извинился – уж эта Москва, болеет жена, кажется воспаление легких. Вокруг
воркуют подруги. Но что делать: моя профессия – репортер. Щелкаю клавишей
«запись».
Вопрос: Василий Павлович,
что для вас Крым? Я понимаю, что роман «Остров Крым» - аллегория, но все же это
тот глоток свободы, что не состоялся еще тогда. И почему Крым?
Ответ: Страна, возникшая
в романе – это метафора странного поворота судьбы, неожиданность. Но главное –
я ведь в Крыму спасался в пределах нерушимых границ. Еще Кавказ, но чаще все же
Крым. И всегда, когда я попадал в Ялту, или в Коктебель, или на Ай-Петри, меня
охватывало ощущение причастности к Средиземноморью, Греции. А я всегда в себе
ощущаю греческую антологию. Как будто я к этому имею отношение. Крым – частица
того мира. Я даже помню точно, когда возникла идея этого романа. Это был хмурый
день, я спускался вниз с гор, и сквозь клочья тумана проступала Ялта. Это было
в 1969 году. Именно тогда и явилась идея написать этот фантастический роман о
кусочке земли, не захваченной большевиками.
Для меня Крым был не просто местом, где
можно спрятаться от рутины повседневной жизни, но и обстоятельствами
неласковой, мягко говоря, среды, создаваемой вокруг меня. Это было еще и
бегство к своим корням.
Вопрос: Это было тогда,
довольно давно, с тех пор много воды убежало, вы многое повидали, познали,
оценили со стороны… Скажите, как по вашему обустроить Россию? Согласны ли вы со
всем тем, что пишет Солженицын? Мы, например, совсем не такие, как врэвануанты
вашего романа, а Крым не такой, каким все мы хотели бы его представлять.
Ответ: Мне кажется, что
Александр Исаевич неверный глагол употребил. «Обустроить» - это слишком уютно
звучит, как вроде бы меблировать. Это применимо к более нравственным странам.
Что касается историко-профической части,
то мне кажется, что все это неглубоко и даже кое в чем неверно. Солженицын –
хороший писатель, но в своих прогнозах он часто ошибается. Двенадцать лет
назад, он предсказал полное крушение западной цивилизации под ударами монолита
тоталитарной системы, хотя мы наблюдаем совершенно обратный процесс. Но в
нравственном отношении у нас с ним много созвучного.
Как бы мы не хотели обустроить и
спрогнозировать нашу жизнь, с ней все равно произойдет нечто неожиданное,
которое не зависит от нашей воли. Мы сейчас находимся в самом центре кризиса
русско-славянской цивилизации. (Интервью
состоялось в двадцатых числах декабря 1990 г., и в Югославии все еще было
спокойно. – Прим. автора.) Происходит такой поворот, результаты которого
для нас окажутся неожиданными. Но произойдет что-то весьма значительное с
миллионами, десятками миллионов человеческих жизней, страстей. Все это
совершенно мистически перевернется и даст результат. И что мы можем сделать?
Сколько бы планов мы не давали на-гора, результат будет другим. Но мы должны
жить и верить в хороший результат и в спасение, и, главное, поддерживать
хорошее настроение и чувство юмора. Не нужно быть по-звериному серьезными.
Нужно расшевелить самих себя. Пробудить волю к жизни и отбросить мерзость
прошлого. Мы требуем новой жизни.
Вопрос: Это говорите вы,
человек, который должен был ожесточиться, ну, по крайней мере, огорчиться от
того, что это произошло?
Ответ: Огорчиться от
чего? Я же безумно рад. В истории Российского государства аналогичного периода
не было. Открываются неслыханные возможности, горизонты или пропасти. Но это
зависит от жизни каждого из нас. Я понимаю, что вы хотите сказать: Родина,
мягко говоря, никогда не была ко мне ласкова, с самого детства. Родина мне не
представляется няней Родионовной, я извиняюсь, она мне видится в виде злобной
карги, но это другое. Для меня в понятие «родина» не входит ни мощь, ни
величественность и слава оружия, ни имперские триумфы – это вдохновляет людей
ограниченных, и так было всегда, и не только в России. Для меня же Родина – это
няни Родионовны, коих миллионы, и живут которые, несмотря ни на что, в душе и в
воспоминаниях.
Вопрос: Василий Павлович,
а как вы относитесь к тому, что было в Доме кинематографистов: аншлаг,
автографы, возбужденные почитатели?
Ответ: Юмористически.
Конечно, рад успеху, «торжеству справедливости», но оговорюсь, в кавычках. Вот
только юмористический поворот во всем этом есть по отношению к самому себе (смеется). Почитателям, если честно,
благодарен, а вот к себе – с юмором.
Вопрос: Ну, как же, десять
лет назад, как в той сказке, вас упаковали в просмоленный бочонок и выбросили в
океан, вернее за океан, и вот вы вернулись этаким богатырем.
Ответ: Из которого
сыплется песок (смеется). Но это меня
лишили 10 лет назад гражданства и
вышибли из страны, а уже несколько лет перед этим травили, и я был под
большим вопросом в литературе.
А ведь первые годы там нам было очень худо.
Мы жили, как на другой планете, и редко какие отголоски о Родине докатывались.
Можно было все забыть (и такие люди там есть, и я их не осуждаю, они хотят все
забыть поскорее). Большинство эмигрантов, что я там встречал, старались
поскорее все забыть. Особенно дети, они оставляли за спиной насилие, горе.
Большинство живущих там русских – а это миллионы людей – даже не помнят, из
какой части России они родом. Им родители ничего не говорили, чтобы скорее
стать американцами. А вот представители культуры… Знаете, русская культура –
это Остров Крым. Она всегда предлагала себя метрополии, а метрополия всегда
наваливалась на нее танками и всей мощью и идиотской силой. А культура опять
всплывала. Это отдельное государство – культура. Русская культура всегда
находилась в состоянии либо оккупации, либо интервенции. У меня была тоска вот
по этому острову, по культуре.
Вопрос: Василий Павлович,
а вы верите, что в Симфи будет выходить «Курьер» и все это будет? (Симфи- Симферополь, так в романе «Остров
Крым» - прим.авт.)
Ответ: Почему же нет? (смеется). Я плохой экономист и еще
худший политик, но в этом есть свой резон: Россия слишком растянулась, она
слишком большая, и решить все проблемы – и политические, и тем более,
экономические – просто невозможно. Сепаратизм – это не так уж и плохо, но не
полная, может быть независимость, а полная автономия – это, может быть, единственная
возможность решить проблемы так, чтобы люди по-людски стали жить. Так что,
Остров Крым вполне возможен, пусть в рамках содружества наций, но вполне
самостоятельно. Тогда Великая Империя превратиться во вполне цивилизованное
содружество наций.
Вопрос: Конечно, хочется
зажить по-человечески, и не быть Всесоюзной здравницей – это ведь здравница для
«них», а не для «нас», а так хочется, чтобы это правда, было нечто вроде
«Острова Крыма».
Ответ: Крым – это
удивительное место. Вот говорят – западное побережье США, а Крым ведь гораздо
живописней. Здесь могло быть все, и даже всемирный киноцентр, и бог весть что –
это пересечение путей.
Вопрос: Василий Павлович,
мы очень хотим, и это уже не вопрос, а просьба, чтобы из Крыма вещала
радиостанция «Остров Крым», и мы просим дать разрешение на это название, и
может быть, напутствие, пожелание.
Ответ: Даю
вам, разумеется это разрешение, но только с одним условием, чтобы это была
лихая такая радиостанция, веселая и чтобы она поднимала тонус у людей. В
Америке бесчисленное количество радиостанций, и все настраиваются на эти
станции, когда едут на работу. У дикторов в Америке есть такое удивительное свойство:
они даже гадкие новости говорят поднимающим настроение тоном (смеется).
Это и была вот такая необычная заставка
радиостанции «Остров Крым»
ГОВОРИТ
РАДИОСТАНЦИЯ «ОСТРОВ КРЫМ»
Вместо эпилога
.
Я уезжал из Москвы, холодной, обездоленной
и обиженной на весь белый свет, радостным и счастливым. Прощаясь, пожелал госпоже
Аксеновой скорого и благополучного избавления от болезни, а мэтру – удачи и легкого
пера. Я строил воздушные замки.
Потом, уже в Симферополе дома и в редакции радио «Для тех, кто в море»,
на улице Караимской, дом №6, где без малого два месяца мы с Полиной Семеновой и
мучались, выдумывая заставки, рубрики, сценарии, «шапки» и еще музыку, и
авторов со всего Крыма и еще…
И даже шесть раз в феврале и марте вышли в
эфир, и даже звучали над островом, над всем островом целых шесть суббот, целых
630 минут. Все горести – наши, все радости – наши, все ошибки, неудачи, удачи,
огорчения – все на троих. Очень хотелось, чтобы из Симферополя звучала передача
для всех, для всей вновь рожденной республики, для всего острова Крым.
Ан нет… Главный редактор творческого
объединения «Радио Крым» передачу закрыл. И ведь кто его знает, почему. Одни
говорят – звонок был, другие – «жаба» заела, третьи – лавры большого радио-босса
спать не дают. А я, если честно, так и не знаю. Впрочем, он уверяет, что такая
передача нужна, но не сейчас. А когда? (мы ведь не знали, что уже началась
подготовка к ГКЧП, то есть, к августовскому перевороту 1991 года и неугодных, начали
зачищать – прим. автора)
.
Л.Пилунский
Москва–Симферополь-Севастополь.
Впервые
было опубликовано в севастопольской газете «Набат» в июле 1991 г.
.
Послесловия
Осенью 1991 года, УЖЕ ПОСЛЕ ВСЕХ ЭТИХ
АВГУСТОВСКИХ ПОТРЯСЕНИЙ, нам удалось возродить программу «Остров Крым» Позже мы
сами, перестроили, переоборудовав кабинет и приемную, с позором изгнанного с
радио того самого С. Громова. Мы построили свою студию, и редакцию, и
аппаратную и без малого пять лет над Крымом звучали позывные радиостанции
«Остров Крым». Более двухсот раз по субботам в 15.00 над Крымом звучал голос
Василия Аксенова и каждую передачу мы с Полиной Семеновой, Генндием
Касковецким, Юрой Биндюком, Володей Зябловым, Володей Вройцехом… делали, как
последнюю. Нас выгоняли, закрывали, проклинали, но с нами и за нас радовались и
нас слушали. Из нашей Новой студии на улице Караимской звучали передачи на
украинском, русском, армянском, крымскотатарском еврейском, немецком, греческом
языках. Мы прожили, может быть, и не долгую, но славную жизнь в Крымском Эфире.
Это была школа: для кого-то школа
журналистики, для кого-то школа радио эфира, а для меня это был путь в
политику. (Кого-то уже нет с нами. Пухом им земля крымская –прим. авт.) Я очень долго сопротивлялся, отказывался
признаваться даже самому себе, что именно политика вворачивает меня в водоворот
событий – в противостояние крымских автономистов с Украиной, в холодный
гражданский конфликт между русскостью и украинством, правдой и кривдой...
А вокруг уже грохотали невероятные события:
кто-то, что-то делил, отнимал, отжимал, крышевал, жульничал, присваивал собственность, стрелял…, а
кто-то чудодействовав с флотом, игрался с пушками, бряцал оружием, а кто-то,
под шумок, захватывал заводы, фабрики, магазины и рынки, дома отдыха, берег
моря.., а кто-то укладывался навсегда в крошечные участки земли на крымских
кладбищах.
Хрупкий то ли мир, то ли война сотрясали
немногочисленные, но зверинно-враждебные митинги, которые уверяли, что
сепаратисты – это не МЫ, а ОНИ, разорвавшие единый мир, а спасители отечества
не сторонники, а противники. Им
противостояли грандиозные и сплоченные манифестации крымских татар, требовавшие
вернуть им землю отцов. Крымские украинцы угрюмо молчали, бесконечно ссорясь за
крошечную булаву, так никем и не поднятую, но с нетерпением ожидая, когда им
поможет-подаст Киев. А зачем влезать в драку??
А в
Киеве делили власть, деньги, строили олигархат и паханат, разживались самыми
огромными в мире латифундиями и вслух мечтали о процветании, не замечая, что
существуют проблемы Крыма, Симферополя, Севастополя… . Полуостров бурлил, пугая
обывателей: поднимала голову настоящая,
почти сицилийская мафия, стреляли и уже на центральных улицах столицы
Автономии.
Потом в Киеве опомнились, и в Крыму стало видимо
тихо, но так похоже на бездарное безвременье. И все вокруг принялись
зарабатывать деньги. Это как раз было то, что мы, простые… не умели делать. На
радио вернулся «тот самый», с позором изгнанный, когда-то. Его новый патрон,
бывший «большой крымский демократ дворового масштаба», президент
телерадиокомпании «Крым» Валерий Астахов, соблазненный чужим «баблом», решил с
нами окончательно покончить.
И кончили. И не только «Остров Крым», но и
«Для тех, кто в море», «Сиреневый Айсберг» и «Танцующий остров», и даже прямую
трансляцию заседаний Верховной рады и споров до хрипоты политиков с разными
взглядами и различным понимание будущего и счастья, и мира, и добра, и
толерантности, и экуменизма, и межэтнического согласия, и поликультурности, и
даже религиозной терпимости… Тогда на
крымском радио уже верховодили маленькие, злые, но послушные цуцики, которым было
уже «до фени» все эти понятия и желание жить в другом свободном мире ХХI века…
Тогда на крымском радио навсегда закрылась
свобода – «свобода Слова», «свобода Размышлений», «свобода Споров и поиска Истины»…
А вся моя политическая журналистика и
радиопрограмма «Остров Крым» укладывается точно во временной промежуток между встречей
и интервью с советским шестидесятникам, Великим русским писателем, Василием
Аксеновым, и очерком о гибели другого советского диссидента-шестидесятника, Великого
украинского журналиста, Вячеслава Черновола.
Отрывок
из книги «Билет в Театр Грёз»
Главы «Путешествии на остров Крым»
(Издательство «Доля» сентябрь 2003 г.)
Комментариев нет:
Отправить комментарий