Жизнь в стране тотального дефицита

И кто же теперь помнит, что такое дефицит?  Покажите мне того, кто знает, что это такое? Дети наши и слово это почти забыли. Теперь это понятие скорее из какой-нибудь научной литературы, чем из повседневной жизни. Например, дефицит материнского тепла или любви. Или дефицит мужской ласки…

А ведь совсем недавно, каких-нибудь 25 лет назад, дефицит любви родной коммунистической  Партии и ее Правительства к своему народу проявлялся повсеместно. И не только в виде отсутствия в магазине машин (и швейных, и стиральных тоже), но так же телевизоров, холодильников, пылесосов, а еще колбасы, цитрусовых, а иногда и хлеба…, что уж там про балык и красную икру.  Были времена, когда в магазинах кроме продавцов и соли вообще ничего не было.

Однако помните, конечно же, помните, те кому чуть за 25, как стояли в очереди с мамой, например, – "а я не одна, нас двое..", за синими и тощими курами, вареной колбасой (а другой-то и не было… на прилавке). А вы, что забыли как из стольного града Москвы привозили апельсины, бананы..? Какие бананы?! Вы что, сошли с ума? Еще скажите, что при советской власти вы ананасы ели-кушали, кокосовые орехи и киви!  Наш человек до сих пор уверен, что на земле растет всего-навсего три с половиной вида цитрусовых: лимон, мандарин, апельсин и немножко грейпфрута. Все остальное – это помесь, гибридные сорта перечисленных фруктов. Помела – это гибрид апельсина с грейпфрутом, а минола -  мандарина с апельсином, а цитрон с лаймом - это тоже лимон, чуточку другой! И никому в голову не приходит, что на самом деле цитрусовых море видов.

Наш многострадальный народ и до сих пор, по привычке, (а в Крыму теперь еще и от страха) заготавливает на зиму все, на что глаза глядят: помидоры, огурцы, грибы, патиссоны, синенькие - кошелками, кравчучками, варенье, консервы – полками, кладовками, орехи - мешками, коробками, капусту – выварками, кадушками…,  чтобы, не дай бог, зимой от голода не опухнуть-не сдохнуть, если случайно вернешься  в страну тотального дефицита.

Или вот, к примеру, мы были уверены, что машин на свете четыре марки – Жигули, Москвич, Запорожец и Волга, ну, еще, может быть, Опель да Мерседес с Фордом, то есть то, что досталось нам от военно-трофейно-ленд-лизовской памяти. А на самом деле в мире этих машин сто тридцать четыре марки. И знаете почему? А потому, что мы, кому за пятьдесят, родом из страны тотального дефицита.

Первый дефицитный прорыв в нашей семье был холодильным. Отец  купил холодильник в году шестидесятом -  с рук, у знакомого, который был близким другом  самого директора военно-торговой базы, как тогда говорили - военторга. Важнее этого человека в Крыму был только директор спецторга, снабжающего всех, кто пользовался тайными государственными благами, но не носил погоны, то есть всех, кто владычествовал в парткабинетах солнечного полуострова. 

База снабжала не иначе как генералов, адмиралов и прочую золотопогонную  штабную шушеру – из тех, кто на войне пороха не нюхал, но военные ордена и очередные к юбилеям звания получал сполна и регулярно.  Из тех, о ком говорят: войну сделали не они, но так как пахари передовой и окопов, несчастные кормильцы вшей, погибли  на той проклятой войне,  то эти и вошли в историю, как герои  победоносной и героической битвы за свободу и процветание социалистической Родины.  А, значит, все блага, привилегии  и вечный талон на покупку всякой невидали в закрытом от посторонних глаз заведении, рудименте торгсинов, конечной и вожделенной точки телефонного права, красномордой идеологии, вечного желания жиреть на теле народа и жить лучше, лучше и лучше, принадлежали им.

Нет, конечно же, на том заветном складе, спрятанном среди малоприметных завалюшек и бараков, тщательно охраняемых целым батальоном солдат, где-то в верховьях симферопольской улицы Крылова, бывшей Кладбищенской, отоваривались и настоящие герои, настоящие окопники. Они свой разовый заветный талон протягивали хозяину Его Величества Дефицита, опустив глаза и потупив боевой взор. Я однажды видел это своими глазами.

В потайных закромах Родины Красного Октября было все, и даже больше, чем  могло себе представить искаженное фантазией послевоенное воображение, а позже и прикид развитого социализма. Там можно было обнаружить отечественные автомобили типа предмета зависти всех урок и начальников страны - красавицы «Волги», а еще мотоциклы  «Урал», «Днепр», «Юпитер», а так же китайские фарфоровые сервизы, гэдээровские фаянсовые унитазы и раковины, финскую мягкую мебель, чешский хрусталь и люстры, болгарскую косметику, австрийские шмотки и башмаки, вьетнамские циновки, монгольские ковры…   А сверх того,  в тех «закромах для избранных» была припасена еще и всякая дефицитная жранина: икра и крабы, сыровяленая колбаса и даже ненюханая буженина и… о, Боже мой, вяленая таранька, закатанная в консервные банки, а так же венгерское и болгарское лечо и помидоры с огурцами в безразмерных банках, грузинские алкогольные чудеса, всякие там  «Твиши» и «Киндзмараули», армянские коньяки «Юбилейный» и «Двин», чешская «Бехеревка», югославский «Виньяк»… 

Да, что там говорить,  вдали от простого, но не обделенного стяжательством пролетарского глаза, и неухоженных рабочих рук, горами и штабелями возлежали коробки конфет и шоколада (вот ведь написал и  задумался - неужели и конфеты были дефицитом? И тут же опомнился – были, были, были, еще как были…), и пиво в коробках, и конфетюр, и желе…

А шпроты? Банку этой подкопченной рыбки можно было подарить на день рождения, как сегодня томик Агаты Кристи!

А туалетная бумага? Когда ее «выбрасывали» просто в городской магазин, то счастливчики, перепоясанные низками рулонов, как революционные матросы пулеметными лентами, наполняли улицы моего родного Симферополя.

А все это можно было купить на том складе без очереди,  без записи и даже без справки, что ты передовик производства, честный, преданный и правильно понимающий политику Партии и Правительства товарищ-человек.

Имея почти потустороннюю возможность попасть в тот крошечный прообраз Светлого Будущего, тебе уже  не нужно было добиваться хорошего к себе расположения начальства и рекомендаций смертельно завидующего коллектива. Ты входил в тайные райские кущи с простым талоном, и спокойно удовлетворял свою нестерпимую жажду утолить дефицит. И пусть не весь советский народ, а исключительно избранные индивидуумы имели право заглянуть под своды тщательно, едва ли не так же, как и военные базы с тайным оружием,  охраняемые  магазинчики для избранных, но именно это несметное и запретное счастье было гордостью страны «… где так вольно дышит человек».

И именно об этом теперь забытом счастье сегодня рыдают, стенают и плачут, вздыхают, страдают и с тоской вспоминают  те, кто туда входил, как мы тогда в соседний магазин за буханкой хлеба и бутылкой «шмурдяка».

Мне довелось увидеть это «невиданное счастье» лишь однажды. Меня случайно туда прихватили как грузчика родственники моего старинного приятеля. Ведь я тогда не знал, что никогда более не увижу сие тайное заведение, потому что коммунистический дефицит  смела волна человеческого желания жить так,  как те самые малогероические генералы и партийные выскачки-неучи с образованием, полученным в партийных школах. Мне кажется, что там, в этих заведениях, учили и тому, как этими базами пользоваться да народ  дурить этапами строительства Светлого Завтра.

Попав на склад, от растерянности и полного изумления, я так за всю оставшуюся жизнь и не вспомнил, что покупали родственники моего приятеля. Не помню, хоть убей, так меня заела та чудовищная несправедливость и высочайший цинизм с фарисейством тех, кто нам талдычил про построение справедливого, демократичного… А сами!  Э-эх, ма! 

Теперь  мы живем в стране, окончательно победившей дефицит. (хотя сейчас – это уже не факт!) Сегодня в дефиците только один продукт – гривни, бабки, рубли, гроши, бабло, баксы, тугрики, а всего остального - вдосталь. Сколько хочешь.

Сегодня товара на прилавках магазинов, бутиков, лавок, лабазов, базаров, базарчиков, лотков, палаток, пассажей, супер-  и мегамаркетов значительно больше, чем имели все вместе взятые горе-вершители той страны, куда хотят вернуться страдальцы за прошлым. И купить тот товар может каждый, без всякого исключения: кто не пропил, не проел, не поленился, кому хватило смекалки, расторопности, молодости, наглости, вороватости, задора, состоятельных детей или внуков, любовников или мужей. Пошел и купил, без очереди и даже без талона, и живи, как когда-то они, циничномордые.

В нашем доме, как я уже говорил, кремовое, точнее цвета слоновой кости, дефицитное холодильное чудо с округлыми углами появилось случайно. Купили не по талону, не по очереди, не по блату, а с рук. Отца приятель, такой себе человяга, знаменитый симферопольский портной-закройщик, который до войны в Варшаве на Маршалковской содержал дорогое швейное ателье,  уезжал с семьей куда-то далеко, навсегда, то ли на родину своего отца – в Польшу, то ли на родину своего пра-прадеда - в Израиль, а может быть, и куда-нибудь туда, где нет и никогда не было этого проклятого дефицита.

Перед отъездом он решил избавиться от тяжелого холодильного наследия. Сошлись в цене, ударили по рукам, и тут чудо было включено и заурчало на нашей  веранде, как диковинный заморский зверь. Оно запело свои негромкие песенки, поддрыгиваясь  и пошатываясь после самовыключения. В его чреве что-то плескалось, журчало и…, через несколько минут на наших изумленных глазах - а перед холодильником сгрудилась вся наша немаленькая семья, на сверкающей стальной стенке морозильника, к нашему неописуемому изумлению, образовался иней.

Так это дефицитное чудо и прижилось в нашем просторном доме на бахчельской окраине города.               

«Петро, у тебе ж є підвал, такий холоднючий, такий величезний, а ти це маленьке електричне нещастя купив», – сказал папин брат,  приехавший к нам в гости из села Григорьевка, откуда когда-то давно, еще до моего рождения прибыла в Симферополь  вся наша родня.  Он долго стоял перед открытой дверкой холодильника, пристально рассматривая чрево диковинного устройства, потом осторожно, как стеклянный шкаф, закрыл и глубокомысленно сказал: «А якщо току в дротах не буде, чи війна, не дай Бог, почнеться, то тоді що?»

«Томаш, яка війна? - парировал мой отец, - «ти подивись, як тут влітку м`ясо замерзає! Борщ -  ледь не тиждень свіженький!

За обеденным столом дядя выловил из стакана кусочек льда, сунул в рот, раскусил, хмыкнул, и, вроде бы одобряя покупку,  сказал: «Ніколи у житті влітку льоду не куштував!»

Так в нашей семье был побежден и летний дефицит льда.

А я еще долго выносил на показ, на радость и зависть своим друзьям, соседям и одноклассникам среди жаркого крымского лета, снег из морозилки новенького, удивительного, первого в округе холодильного чуда по имени “Днепр”.