Одно научное, подводное открытие. По случаю!

На четвертую ночь своей бесконечной вахты под водой, я понял, что не столько устал, сколько мне надоело. Картинка было монотонной и однообразной: вокруг светильника, какой бы цвет ламп я не выбирал, собиралась стайка из нескольких сотен рыбок, которые кружились и кружились, образуя то большой тор, то еще больший шар, потом незаметно стайка редела, оставшиеся испугано шарахались и я оказывался почти перед пустотой. Потом подплывала какая-нибудь крупная рыбешка, например, скат или камбала… или, что-то таинственное, покрупнее. Это Нечто ни разу не заплывало в зону видимости, в освещенное пространство и я мог только догадаться, что Оно там есть, - замечаю, что-то вроде тени и… испуг стаек мелкой рыбешки.

Потому и не могу сказать, что это было дельфин, катран, белуга…? Нет, не могу даже соврать – не видел ни разу! Потом минут 20-30 ни единого рыбьего хвоста – лишь только всевозможные рачки, бокоплавы,  да, как в замедленных киносъемках, проплывали медузы, гребневики, копеподы… Их проносило течение между иллюминатором и светильником.
И еще, через несколько минут  новая залетная стайка врывалась в освещенное пространство – кружилась, кружилась… и исчезла.

 А, между тем, ракообразная мелочь, что постоянно крутилась перед лампами, выглядела точно, как мошкара и ночные бабочки возле костра, или в луче фонарика, где-нибудь у озера или болота…

Это было так похоже на земную крылатую мелочь, что, впадая в дремоту, я тут же уносился куда-нибудь в крымские горы, в Карадагский  лес, где у подножью вершины Тарпан-Баир, таятся два небольших озерца, что живут своей лесной жизнью и плещутся, и шумят камышами.  А их обитатели, местный хор крикливых лягушек, страдающих хронической бессонницей, переполняют все  окрест, оглушительным, любовным: ка-ка-ка-ва, ка-ка-ка-ва, урр-ва, у-уррр-ва…  

И этот коротенький, мгновенный полусон был таким явным, что пару раз, улетев в то лесное озеро на дне Черного моря, я едва не разбивал лоб, тыкаясь в иллюминатор подводного аппарата. И даже озирался - так, где же то озеро?

А тем временем пленки для съемок, оставалось ровно на сегодняшнее дежурство – завтра или шторм «убьётся» и мы всплываем, или я буду просто спать, есть, играть и трепаться с друзьями.

Чтобы не мучатся до самого утра в холодной камере, и четвертую ночь подряд наблюдать, что за стальным прочным корпусом, ничего, ровным счетом ничего не меняется, я решил «похулиганить». Дождался когда к светильнику подплыл большой косяк тюльки, включил сразу два цвета, самых на мой взгляд, привлекательных для обитателей подводного царства – белый, он самый яркий, и синий, прицелился хорошенько и нажал на кнопку «пуск».

Пленка в кассета закончилась на удивление быстро. И тут я вспомнил, что в ней было все лишь, чуть больше половины…

Э-эх, была, не была.  Вставляю последнюю полную, под завязку, кассету, неторопливо дожидаюсь, когда подойдет приличный косяк и... снимаю с "особой любовью", в предвкушении доброго сна…. 
Ну, не высыпался я днем – они, ну, экипаж лаборатории, целый день, что-то разбирают, потом обсуждают, то что-то там с ремонтом на выходит, то фановая система барахлит, то Вариадис, что-то варит-шкварит, то обедать собираются…. Ну, в общем, нет мне от них покоя….

Я вытащил из кинокамеры кассету, легко вздохнул, совершенно не чувствуя своей вины перед советской наукой, шариковой ручкой написал дату, посмотрел на часы – 3 часа 20 минут, глубина 63 метра. и тоже записал. Расписался в журнале погружения… и отправился досыпать свой сказочный сон про горное озеро на узеньком диванчике в кают-компании «Бентоса»

А утром шторм утих и к вечеру я перебрался на «Гордый», а на пару ночей, у тех иллюминаторов в наблюдательной камере, заступил коротать свою нудную ночную вахту с кинокамерой Анатолий.

А потом? Потом рейс закончился, и мы ушли в Севастополь. И только уже на причале, я признался Дроздову о своей ночной проделке: «Ну, засыпал, ну, сил больше не было, да и кто там заметит..?»

Мой начальник, друг мой, немного оторопев, посмотрел  на меня осуждающим взглядом и выпалил:

«Вот сразу видно, что в науке ты не профессионал… Любитель! Пленки-то нам выдали точно под определенное время эксперимента, и точное количество записей, а ты… Вот если бы это случилось там, тогда…, ну, когда мы, сотрудники ленинградского института, проводили  подводные эксперименты, тебя бы с треском бы и выгнали…»

Потом он помолчал, похлопал меня по плечу, засмеялся и сказал: «Ладно, что-то придумаем, прорвемся!»

На том и разъехались – я отсыпаться, после «праведных трудов подводных», а он – готовиться к проявке отснятого материала.

В те времена всю, любую цветную, обратимую, то есть для слайдов, фотопленку и кинопленку в Севастополе проявляли только два человека – братья Нестеренко. Кроме того, что они были классными специалистами, настоящими профессионалы и очень доброжелательными и покладистыми, так еще и нашими закадычными друзьями. Работали они химиками-проявщиками в Доме Быта возле железнодорожного вокзала…

Вот признаюсь – все мои домашние, морские, подводные, из дальних странствий и путешествий слайды и фотографии хорошего качества, сделали они.

Увы, их давно уже нет, но вот бросился в свои архивы разыскать их фотографии, чтобы вспомнить, улыбнуться, вернувшись в прошлое, и обомлел – все, что делали они – класс, и только две небольших фотки с их лицами, с их образами... просто жуть какого плохого качества…  А ведь тогда без них – ну просто ничего бы и не получилось, и не получалось!

Дроздов со всеми предосторожностями,  с непременными пробами-контрольками, с особой тщательностью, проявляя срезки пленки, с каждой кассеты, отыскивал режим проявки драгоценных научных, подводных кадров… А потом, наши друзья Виля и Валера Нестеренко, бросив все свои заботы и работы, с особой заботой проявляли наши подводные киносвидетельства поведения шпрота в искусственном освещение.  Нас, между прочим, уверяли, что до этого рейса никто в Советском Союзе таких работ не проводил. Уникальный эксперимент… Исторический. Ну, понятно, если бы не мои губительные выкрутасы, граничащие с научным хулиганством.

Когда все было готово Дроздов решил показать «научному миру» мой «брак» отдельно, как специальный  и заранее задуманный, эксперимент.  Мол, специально  сняли без всяких инструкций и методических указаний, чтобы им, мужам  ихтиологической науки, и показать, а нам, тогда, там под водой надо было «пристреляться».

В назначенный день и час в лаборатории отдела подводных исследований  базы «Гидронавт»,  зашторили окна, заправили пленку и…, под стрекот кинопроектора, научная братия уставилась в мигающий экран. Съемок было, как мне кажется через три десятка лет, минут на 10.

Кино закончилось, а научная братия молчит. Мы с Дроздовым переглянулись – с чего бы это? Самый умный, Николай Пахоруков, вдруг говорит: «А можно еще раз прокрутить, там, что-то не так?»

Толя ему: Айн, момент, только пленку перемотаю!»

Перематывает, вставляет, тушим свет, запускаем проектор, смотрим. Кинушка-короткометражка закончилась, а все опять молчат. А Пахоруков снова: «А еще раз можно?»

Толя пожал плечами: «Да, сколько угодно!»

Перематывает, вставляет, включает, смотрим и вдруг, Боря Колодницкий, вскочил, подбежал к экрану и как закричит:

«Ну, Палыч, ты и глазастый - так шпрот же, боком плавает!!»

И все, как загалдели, заволновались, принялись всплескивать руками, кричать… Короче, кинушку, под восторженные возгласы и крики, мы смотрели еще раз пять, пока Дроздов не взмолился: «Мужики, надо делать дубль, а то мы оригинал исцарапаем и больше никто, ничего не увидит!»

Потом мы с Толиком вышли на улицу и он мне говорит: «Вот ведь ни за что не узнаешь – когда и за что морду набьют, а за что и когда героем сделают!»   

«Ну, да…» - сказал я ему в ответ – «только, если бы не наши ученые-головастики, мы бы с тобой так и не узнали, что это открытие. Ну, почему я должен знать или не знать, как рыба на самом деле должна плавать? Боком-не боком, – ну, плавает себе и плавает… Я ее только в соленом, мороженом, пареном и жаренном виде и видел всегда...»

«Ну, да!» - ответил мне, смеясь Дроздов: «Только во имя случайной, но выдающейся победы и неповторимого научного открытия, надо взять хороший пузырь, а лучше два, забрать братьев Нестеренко и отметить… великую побуду нашей подводной науки!»

Что мы и сделали.

А открытие заключалась вот в чем. Исследователи всегда были уверены, что рыбы плавают, ориентируясь исключительно на гравитационное поле Земли, но когда мы, впервые сняли рыбу в искусственном освещении, а до погружений на «Бентосе» это было невозможно сделать по техническим причинам, то выяснилось, что рыба ориентируется не на гравитацию, а на источник света. Когда косяк кружится в вокруг светящегося прибора, то спинки рыб ориентированы на подводный светильник. То есть, тюлька плавает, боком, как камбала, а может быть, и кверху брюшком.

«Все, пропали мы с тобой» - сказал Дроздов, - «они нас теперь задолбают подводными съемками… Сейчас выколотят из Министерства бабки на исследования «своего» гениального открытия, напишут штук …надцать статей и диссертаций, а нас заставят снимать и снимать, и снимать….Вот влипли!»

У этой истории есть очень интересное продолжение, но, как-нибудь в другой раз...

Так вот, эту кинушку, кому только мы не показывали, кто только не хотел  посмотреть на это «чудо-природы», даже министр в Москве, даже Василий Песков на центральном телевидении, в передаче «В мире животных», даже мы с Толиком, летом на фестивале любительского кино в Севастополе всем зрителям. Ну, это как раз там, где, по настоянию главы Художественного Совета Крымского комитета по телевидению и радиовещания, мы получили первую премию… Оскароносцы, блин!