Часть
1.
Неожиданно, какой-то
обиженный, расколоматил, поднял
со дна такую муть подлости, что
показалось – мир отлетел на сотни лет
назад… И так стало горько и обидно, что испытанное и пережитое до дня этого,
теперь уже казалось легким
шепотом бездомного, нищего на
заброшенной стройке, среди хлама и
мусора, обрывков былого величия и тряпок, в
спину, вдогонку: «Ты зачем сюда пришел, непрошенный, – это мой рай! Здесь моя халва!»
Но особенно гадким виделось предательство
некоторых, из тех, кто еще недавно стояли плечо к плечу с тобой,
обнимались и говорили: «Брат...!» И мы
были, казалось, рядом, и в горе, и в радости, в беде и безнадёжности, даже когда
летели камни и больно били проклятья и оскорбления,… но стояли и
выстояли. Тогда!
А теперь, вдруг, за спиной, в затылок послышался многоголосый хор: «, Сгинь, исчезни, распни, а-ту его… ты мешаешь заработать не тридцать, а
сорок сороков… тугриков, сребреников… »
И нежданно послышались слова того, кого считали уже святым. И он сказал: «Распни…!» И еще до третьих петухов, отрекся,
трижды. И тогда с перекошенными ртами,
изнывая от радости предательства, хор, безропотно послушных, зашептал,
зашипел, заскрежетал, уже не понимая,
что эти проклятия не тому на кого они обрушились, а самим
себе: «Распни за сорок-сороков, распни…»
А ведь, не было ничего еще вчера, ну, не было,
да и не могло быть. Хотя дирижёр давно и умело оттачивал до совершенства
свою дирижерскую палочку.., из ветви
ядовитого дерева. Но кто знал об этом? Кто мог представить глубину жажды
власти и безмерного желания быть первым за любую цену?
А тут же, в
одночасье исчезли из памяти,
в никуда испарились годы
тернистых поисков знаний и опыта, как бежать вместе к победе… как будто бы и не
было безумной, нескончаемой радости
поиска великих, всё объединяющих идей, как находить истину в потоках лжи.
Искусства, как избегать мытарств, когда обречен злобным большинством на горькие, долгие и незаслуженные страдания…
Казалось и хотелось
искренне верить, что ничего не было до той поры пока, вдруг,
жажда власти не застлали глаза,
запорошила разум… Как будто пыльная буря застала всех в степи, в пустыне, где нет уже человеческих
чувств, а лишь только желание выжить любой ценой, а ты еле бредешь, падая и
едва поднимаясь, против солнца, против ветра и уже не видно ни зги… и мутнеет
рассудок. Так ведь и того не было! Лишь только сверкание серебра
и тайные помыслы.
И только
Всевышний, один, кто все видит и
знает все, с небес наказал: «Произнеси
громко Имя Мое, а потом трижды прилюдно оповести всех, что серебряники –
это Ложь, а Напраслина и Хула – это
ПРАВДА? И если не можешь, отойди, уйди прочь…с позором»
Время пришло…
Часть 2
Христовы
страсти
В
судный день
И
рык разгневанной Годзиллы!
И
всякой гадости напасти,
И
мишура, и дребедень
В
подоле падшей Магдалены,
Что
под проклятьями брела
И
без молитвы не могла
И
жить,
И
верить.
Лишь
тащилась.
Еще
я видел дряхлый пень.
Тот,
что бесследно поглотил
Стрелы
отравленную силу…
Я
выжил,
Выстоял,
Бежал,
Во
мне смешались смех и срам,
И
жуть собачьей страшной пасти,
И
не случайная любовь,
И
ветер, что сдувает масти -
Не
только с карт, но и с людей,
Не
сохраненных от напасти,
Но
уцелевших в бездне дней.
Да
что там жизнь, когда бризоль
Давно
уж подана без страсти.
На
поминальный скудный стол…
В
ту ночь не страх меня душил,
Не
боль придуманного Ада
Из
строк утерянной баллады,
Не
тайна матерной шарады,
Не
мрак, что раньше так пугал,
Не сожаление,
Не
виденья,
Не
искаженные сомненья,
Не
ожидание рассвета,
Не
страх испепеленным быть дотла
До
самой крошечной пылинки…
А
образ мрачного креста
С
которого был снят Иуда!
Комментариев нет:
Отправить комментарий