В детстве и
отрочестве, меня летом родители отправляли в Алушту, к морю, в дом маминого
брата – дяди Николая.
И все-таки не в дом –
у дяди мы жили в просторном сарае, где стояло немыслимое количество кроватей,
кушеток и раскладушек. Спали почти вповалку, потому что в обе комнаты на втором
этаже старинного дома все лето блаженствовали богатенькие курортники.
Ну, уж, так – это был
главный заработок дядиной семьи. Случалось, что за лето они зарабатывала
больше, чем весь год. Возле сарая в палисаднике и кушать готовили, кто на чем -
от шипящего примуса на трех ножках, до диковинного, но беззвучного керогаза и
вели долгие беседы не о чем, в ожидании позднего ужина. Ели дважды в день утром
и вечером. На обед нужно было самим разыскать и приготовить дары моря, заедая
стыренными на чужих огородах овощами и фруктами.
Младший брат Серега
был еще маленьким, а вот со старшим Аликом и соседскими пацанами мы целыми
днями купались, бесились на городском пляже, возле причала, ныряли, собирали
пустые бутылки, охраняли за небольшую плату топчаны и места на густо засиженном
полуголыми телами галечном пляже…
Иногда отправлялись за
приключениями куда подальше: на Черновские или Голубовские камни в Тырнак или,
как было написано на указателе, в «Рабочий уголок», ныне его называют
Профессорским. Ходили и еще подальше: на дикие пляжи за Кастель-горой, или в
сторону Куру-Узеня – Солнечногорского.
И куда бы мы не шли,
где бы не разжигали костер, чтобы полакомиться мидиями или одностворчатыми
ракушками «конусами» или обнести огород, все время над нами маячила гора
Демерджи. Как говорили у нас дома – Коваль-гора или, как в школе – Кузнец-гора,
что было просто переводом с крымскотатарского.
Несмотря на то, что крымских татар еще до
моего рождения злодейски лишили родной земли, но названия рек, гор, долин, а
иногда и сел сохранились. Часто только в разговорах. В моем детстве, они
продолжали существовать.
Да и как можно было
знакомое и романтическое название Сарабуз исказить до Гвардейского? В Сарабузе издавна жили папины
друзья. Или, понятное, и едва не от рождения
знакомое Иджи-Ибрам, где издавна,
еще с дореволюционных времен, жила
мамина родня – село Ключи? Ну, кто мог переименовать какое-то безумно
простецкое Колхозное (коллективно хозяйственное) из романтического, ну, просто
былинного, зажатого горами и неповторимыми крымскими пейзажами, село Узунджа? А
древнюю Скелю, в еще одно, которое по счету Родниковое или Родниковское…
Так и исчезли с лица
земли древние села – Саватка и Бага, Бор-Чокрак и Джалман, Саблы и Чокурча, как
и сотни и сотни других…
Я ведь даже не говорю
про все эти неповторимые, сказочные названия гор: Сюндерлю-Кая, Кильсе-Бурун,
Шаан-Кая, Ангар-Бурун, Сююрю-Кая, Чамны-Бурун…
а еще Марчека, Иртыш, Бедене-Кыыр, Кара-Тау…
И уж совсем позорным
для меня всегда было, что речка Кара-Су (черная вода) превратилась в Карасевку,
где отродясь караси не водились… А древний, из седой средневековой истории,
топоним Сюрень в Сирень…
А тогда в детстве, я
смотрел на Демерджи и мечтал взобраться на эту, ни на что не похожую гору. Это
же был древний, когда-то дышащий пламенем и дымом, и изливающийся раскаленной
лавой, настоящий вулкан. Вот только очень давно, ну, очень, кажется, что во
времена динозавров. Но, все-таки вулкан! А какой мальчишка не хочет своими
глазами увидеть вблизи вулкан?
Но мечты оставались мечтами – далеко и очень
высоко. Братья и друзья категорически отказывались потратить целый день, чтобы
под палящим солнцем, обливаясь потом и умирая от жажды, карабкаться чуть не под
самое небо, чтобы я увидел вблизи до боли знакомую гору. Где они, понятно, уже
бывали.
А самому по
малолетству отправиться в такое путешествие было страшно. Вот и любовался
издали.
Жители Алушты видели
Демерджи каждый день: и зимой, и летом, и ранним утром, и поздним вечером… Гора – неотъемлемая часть города. Это ее бессменный страж. Без
этой горы невозможно представить и древний Алустон, и генуэзское прошлое
средневековой крепости, и современный приморский город…
Моя родня жила в
старом алуштинском дворе на берегу говорливой и звонкой реки Улу-Узень,
где росло огромное, тогда мне казалось,
чуть не с африканский баобаб, тутовое дерево или, как говорили приезжие,
шелковица. Мне казалось, что это дерево такое старое, что наверняка видело,
если не генуэзского коменданта крепости, то какого-нибудь крымского хана Герая,
точно. А темно-фиолетовые ягоды были такими огромными, что две едва помещались
в рот.
Забравшись на самую
верхотуру шелковицы, где мы должны были отбыть ежедневную повинность – собрать
по небольшому ведерку ягод для варенья, шелковичного вина и наливки, я сидел на
ветке и любовался горой. Скучное это было занятие, но меня манила Демерджи. А
там за горой, где-то там…, таинственное урочище Хап-Хал и водопад
Джур-Джур! Меня мучала заветная мечта
подняться в горы, в дремучие буковые леса, открыть таинственное урочише-ущелье
и открыть для себя таинственные земли и горы.
Я мечтал взглянуть с
самой макушки головы неведомого мне «сфинкса», что громоздится под самой
вершиной, огромный мир и море, и всю Алушту, и Аю-Даг, а может быть и турецкий
берег. Э-эх!
В такое путешествие
одному идти было страшновато – и очень далеко, и очень высоко. Соседский
паренек сказал, что высота горы больше одного километра. Да, уж, на случайном
автобусе не доедешь…
И вот однажды. Сидим
мы на Набережной, а мимо нас чешет какая-то экскурсия. Типичные матрасники!
Мужики в соломенных шляпах, в парусиновых и чесучовых брюках, женщины, кто в
косыночке, а кто в тонких войлочных шляпках «а-ля грузия» с кисточкой на
макушке и в развивающихся ситцевых и крепдешиновых платьицах. Рты разинуты,
головы в разные стороны крутят, своего важного с командирской планшеткой
экскурсовода в тюбетейке, внимательно слушают. Ну, нам-то все равно, что
говорит этот говорун, что врет, однако неожиданно он поднимает руку вверх,
показывает пальцем на Демерджи и произносит невероятную новость: «А вот,
товарищи отдыхающие, перед вами знаменитая Екатерин-Гора!»
Мы чуть не упали с
парапета: «Э, мужик, что ты мелешь – это же Демерджи».
А он: «Пацаны,
заткнитесь, пока милицию не позвал!»
И продолжает: «Так
вот, перед вами Екатерин-Гора, а чуть ниже огромный бюст императрицы Екатерины
ІІ Великой, который приказал вырубить князь Потемкин Таврический!»
«Вот, трепло! –
говорит мой приятель Сашка, который родился и вырос в Алуште, – «это Демерджи и
об этом каждый пацан знает! И никакого
бюста там нет – скала огромная!»
А экскурсоводишка, как
заверещит: «Милиция! Пацаны хулиганят!»
А тут и легавый,
откуда не возьмись, давай свиристеть…
Уже в Симферополе, я
рассказал родителям, что с нами случилось. Отец хмыкнул и махнул рукой: «Зовсім
подуріли!» А мама ему вдогонку запричитала: «Петро, та накажи сину, шоб він не
балакав на вулиці шо попало! А ти –
«подуріли, подуріли…!»
А преподаватель
географии, лучший и самый замечательный мой учитель за все мои школьные годы, Михаил
Елисеевич Миллер, долго молчал, уронив голову на плечи, потом вздохнул и
сказал: «Да, тяжело жить.., если историю и географию пишут экскурсоводы да…,
прости Господи, краеведы!» Потом положил
руку мне на плечо и сдавленным голосом, почти прошептал: «А ты, пострел, и на
самом деле, помалкивай, мал еще политикой заниматься, но запомни на всю жизнь –
историю переписать нельзя. Невозможно!»
Только через многие
годы я понял, почему и зачем и это было политикой в той стране.
Из повести «Другого
времени не будет»
Л.Пилунский
Комментариев нет:
Отправить комментарий