Сентенции на руинах Херсонеса

                                     (Отрывок из повести «Другого времени не будет»)

Руины Владимирского собора в Херсонесе. Снимок сделан в 1971 году изнутри. В 1944, когда Севастополь освободили от гитлеровцев, над Собором была крыша. Все фрески и плафоны работы итальянского мастера погибли потом.... после того, как безжалостной рукой и бездушной головой партийного функционера, уже во времена правления Брежнева, было подписано распоряжение - крышу разрушить......  а оцинкованное, добротное, дореволюционное железо, пустить в дело!

«….

«….Херсонес свое, родное, близкое:  все эти колоны, улочки, ямы для засолки рыбы и ровные прямоугольники подворий и домишек, обрамленные все тем же известняковым булыжником, как и мой родительский дом в Симферополе,  до того как он исчез во имя квадратного бездушного и безумного безархитектурного домостроения на месте той самой, моей Бахчели.  Да, что там, тогда, да еще и сегодня, как все дома в округе здесь, в Ялте, Бахчисарае, Карасубазаре… все из того же замечательного крымского «камня-дикаря» 

Нет-нет, не знаю – я  так думал тогда, сказочным  летом, когда мой старший брат прихватил меня в маленький, чистенький, умытый дождями и людьми белокаменный Морской Город у самого, самого или сейчас, когда пишу, когда уже прожил  долгую жизнь?

Маленький, тихий, чистенький, но все еще обезображенный то тут, то там руинами- оспинками последней войны, город из памяти, город из реальности, город знаменитость… Сегодня Севастополь  совсем не такой, чопорный, излишне торжественный, как ни разу не ношеный орден на лацкане мундира за стеклянной витриной музея.

 Но это я теперь, сегодня, сейчас умничаю, мол, все знал, и все представлял, и запомнил, что тогда Севастополь был совсем маленьким, а руины Херсонеса такими величественными? Может быть! Но я уверен, точно знаю – с детства, с ранней юности:  руины эти меня влекли и манили, и приводили в безумный и благоговейный трепет. Они были, как бы, той давней, может быть, даже сильно преувеличенной точкой отсчета целой Вселенной, всего мира, что был не только рядом, но и где-то там далеко, далеко. И он был сразу частью Западной Ойкумены, но восточного мироздания. Нет-нет, не того Востока, что из Орды, из бескрайней Сибири, а какого-то другого, здесь рядом – за морем, за горами, где библейские тайны Ершалаима и благоговейный шелест страниц Корана у жаркого моря.

Если и европейский, то не такой как заманчивый и тогда для нас почти марсианский Париж или сказочно-исторический Рим. А если и Восточной, то не такой как Персия страна таинства и древности, где Мешхед и Персеполь или Индия где Аурангабад и Бхубанешвар...

Но, скажите на милость, а каким должен быть этот мир? Где место Крыма? А это Восток или Запад, или это и не Восток, и не Запад?

Только Крым никогда не был мостом, как сегодня кто-то хочет нас убедить, тем более соединяющим нас с огромным восточным соседом.

Мы не можем претендовать на духовный переход с Запада на Восток. Мостком между восточным и западным мирозданием, опередив нас едва не на столетие, стала Турция, которая, с времен Ататюрка, балансирует на шатком и для нее переходе из одного мира в другой.

Когда-то, я был моряком и своими глазами видел, когда мой корабль проходил через Босфор, как строили первый мост из Европы в Азию. Это было и потрясающее, и удивительное зрелище. Но лишь много позже я осознал,  насколько символично было это действие. И, прежде всего, для Турции, для ее народа.

Нам, жителям Крыма, не повезло, у нас отняли навсегда и этот сакраментальный акт-мечту – пропустить через себя, через свою сущность Восток и Запад. Впрочем, когда создавалось это стальное чудо – Босфорский мост, кто об этом думал? 

СССР уже был глухой азиатской провинцией на карте современного мира. А потом и Россия провалилась в еще большую духовную пропасть. Большую часть этого пространства населяли внешне европейцы, но они, странным образом, издавна наделены неистребимой жаждой быть архаическими азиатами-тиранолюбами. Гомо Советикус-Тираноплодный.

Что поделаешь, настоящих, сумасшедших философов – не марксистов, не материалистов, не академиков научного коммунизма, духовных скитальцев, затворников, большелобых Диогенов или таких как Григорий Сковорода изводили всегда и извели. Им не нужен пророк Бердяев, точно определивший, какими покаяниями спасти общеславянский мир и восстановить равновесие Востока и Запада любовью. Им подавай сумасшедшего теоретика-гегемониста, империалиста Данилевского.

В России гуманистов изводили издавна и методично, веками от Ивана Грозного до Андропова… и до теперь.

И тогда, и сегодня наш мир был, и уже давно, слепым от копоти славословия и словоблудия  придуманных, якобы, социально-справедливых наук, что застила глаза и отравила сладкий вкус поиска иного места в мире и иного движения огромного государства со всеми его душами. Похоже то, что строит и почти построила Европа и, может быть, удастся  Китаю, не осилить современной России…  И не догнать, и не добежать, и даже не добрести – глубинной, природной  тирании и вечного холуйства многовато. Много и сильно приумноженной случайными грамотеями, веры в сказку, в доброго царя, в волшебство, в случайное, чудеснейшее превращение вековечного Зла в моментальное Добро за чужой счет, за чужое горе. В нынешней России не хотят в себе растить Добро, убивая Зло, - его обязан кто- то подарить принести лишь за то, что он часть этой страны.  

 А где же Крым? Где место, небольшого, удивительного полуострова с его красотами, чудесами, разоренной и растоптанной историей, жителями запутавшимися в исторических и идеологических хитросплетениях… ? В России?

Ах, да бросьте! Причем тут колониальная политика и завоевания давно умершей империи, которая волей, не случая, нет, а страшной и неограниченной силой царствующих особ,  бесконечными жертвами положенных в землю безымянных горемык из Твери и Вологды, Рязани и Костромы, смогла уничтожить независимое государство Крымское Ханство и восторжествоваться здесь, во зле и силовом умиротворении. Потом, потом, потом…

Разве можно так долго и упорно рассуждать и утверждаться сказочными историями о доброте кровавого былого, но лишь только для того, чтобы убедить самого себя, что никто не помнит и не знает, что мир всегда было жестоким и не справедливым. А иным он и не мог быть, и здесь в Крыму тоже.

Нам повезло, после бесчисленных и бесконечных кровавых и опустошительных потрясения, как обломок той империи, полуостров тихо и мирно, вначале без древних своих детей – крымских татар и греков, а потом и вместе с ними, а еще с караимами и крымчаками, редчайшими народами Земли, и новыми поселенцами,  мирно причалил к берегу Украинского государства. Еще лихорадит, еще не ушла болезнь передела, но явные признаки выздоровления уже видны.

И не стоит рассуждать о том, что было бы, если бы? Не благодарное это занятие. Потому что, безумное количество обломков, тех или иных империй, стран, территорий, как многие считают,  оказалось не там, где должна была остановиться история, где должен был Господь остановить свой взор – да, что с того?  Теперь надо вместе решать, как сделать жителей этой земли счастливыми. ВСЕХ! Или почти всех. И обязательно! И не стоит теребить саднящую этническую рану. От соприкосновения раны имеют неприятность гноиться. Крым там, где он есть…

Да, что же это я умничаю? Это мое сегодняшнее восприятие окружающего пространства. Мир осознанный седым и уже не таким резвым человеком,  вставленный в размышления десятилетнего пацана. Но и тогда, и сегодня, купаясь в именах, названиях, преданиях, топонимах той Восточной Вселенной, но в новом, инородном и чужом мире новословья, новолюдства, я, каким-то странным образом,  ощущал себя частицей чего-то иного. И это иное, спрятанное в подкорке, таилось и избегало навязанному извне представлению того, что на самом деле произошло с Крымом, Севастополем, Херсонесом. И это новое представление путалось со старым и теплилось в глубине сознания до поры до времени, не выплескиваясь наружу. Но оно каждый раз оживало, когда я соприкасался с каменной памятью. И именно здесь во мне воскресала эта тайна-загадка, отличная от искривленной, искалеченной реальности. И в осознании себя такого, каким я есть, каким мне случилось стать, какую-то мистическую, волшебную роль всегда играл и играет Херсонес. Его добиблейская сущность существования, со всеми руинами, с каждым камнем и каждым обломком мрамора и его удивительная живая ирреальная-реальность. Эти античные руины были, и навсегда останутся для меня центральной и главной частью Севастополя… 

Вот написал и опомнился  – это же Севастополь часть, продолжение того древнего Города у самого моря. Ну, на самом деле, не может же быть отцом Человека его Сын. Тем более, что и Херсонес был Херсоном и Корсунем, а позже тюрки, разновеликие предки крымских татар,  его видели, бывали здесь и жили в этом городе-государстве и называли его Сары-Кермен, то есть Желтой Крепостью.

А ведь город и на самом деле желтый. Присмотритесь! Стены, руины, останки базилик и рыбные цистерны, и пифосы, и амфоры, и замечательная, вечная черепица…  все из желтого ракушечника и желтоватого известняка, охристой глины..., а позже и монастырь, и монастырские стены, и какие-то домики-домишки уже послевоенной экспансии новых херсонеситов. А розовые, белые колонны  из коринфского мрамора лишь только подчеркивали желтизну этого города-колдуна, любимца богов.

Теперь отреставрированный, а точнее построенный заново Владимирский собор торчат бельмом, огромной каменной занозой в глазу Херсонесской вечности. Тот старый Собор, убитый скорее даже не войной, а уже после войны человеческим безразличием, тупостью и алчностью был желтым. А этот? Неужели не поняли, не осознали радетели мнимой чистоты белого цвета, архитекторы без памяти и исторического внимания, что не надо бы этого менять, нельзя ломать цветовой код, заложенный создателями две с половиной тысячи лет назад. Увы, теперь, это обломок, камень, брошенный в прошлое…»

   

                                                                Л.Пилунский

                                                                Сентябрь 2013