Базилика в базилике
В
начале первого лета моей жизни в Севастополе, я впервые отправился в Античный
Город. Купаться. С площади Нахимова на Херсонес ходил старенький ЛАЗ. Смешной,
круглолицый львовский автобус, кажется, что 35 номер, задорно подвывая,
подфыркивая и похлопывая, долго колесил по городу, а потом помчался в сторону
Херсонеса.
С
площади перед музеем-заповдником, куда мы приехали, на территорию, где
покоятся Древние Руины, человеку со
стороны было не так-то просто и попасть – все было огорожено. Надо было купить
билет, чтобы пройти.
За высоким забором располагалась даже башня
Зенона. Толстенные полуразрушенные стены, возвышаются над дорогой, а основание
виделось глубоко ниже поверхности – веками людьми и природой напластованная
земля, которую ученые называют «культурным слоем», скрывала настоящую высоту
оборонительных стен древнего города.
Когда-то,
в страшные времена начала нашей эры, когда мир охватили беспрерывные войны,
херсонеситы соорудили перед воротами дополнительную мощную стену – протейхизму.
А невысокие стены, клавикулы, возведенные перед главными оборонительными
городскими стенами, создавали скрытое для врага пространство – перибол, по
которому незамеченные защитники, могли подойти к самым опасным участкам
обороны. Туда, где особенно наседал враг.
- Господи,
а кто нападал-то? Зачем? – вырвалось у меня.
- Скифы, друг мой, скифы напирали! – глубокомысленно, но
совершенно обыденно бросил, мой первый и настоящий севастопольский друг,
однокашник по техникуму, Генка
Герасименко:
«Да, ты не
переживай, все узнаешь из "первых рук"! Юра Барбинов, суперспециалист по
Херсонесу».
Он говорил про то,
что было два тысячелетия тому назад, так уверенно и просто, как будто бы это
было лет 10-15 до нашего рождения и очевидцы рассказали ему, все как было.
Я много раз слушал истории из уст разных людей – и археологов,
и ученных, и простых землекопов, и тех, кто подрабатывал здесь экскурсоводом, и
тех, кто ошивался годами за просто так: за столом, лавочке перед домом,
на пляже… и каждый раз поражался с какой простотой и удивительной уверенностью
перепрыгивают люди в своих рассуждениях, через века и даже тысячелетия. С уверенностью современника, свидетеля событий рассказывали-рассуждали о том, что
было так давно, что это и трудно себе и представить.
Однажды, в одном
из домов внутри античного заповедника, в тени дозревающего виноградника, попивая сухое,
терпкое, крымское вино из замечательного кувшина, куда гостеприимная хозяйка
беспрерывно доливала из большого молочного бидона, а мы выпивали и закусывали вялеными бычками, и полузасохшим, на летней, почти нестерпимой жаре, хлебом, я услышал рассказ «почти очевидца» о войне, которая случилась давным-давно, еще
до Рождества Христова:
«…Зря, очень зря Митридат Евпатор затеял третью войну против Рима. Ну, не вовремя! Мы
были просто не готовы громить римлян!...» (Позже я узнал, что Третья
Митридатова война началась в 74 году до н. э.)
«… Они, злодеи, (это римляне!) к тому времени разгромили
пиратов Киликии и командующим легионов в Крыму назначили консула Луция Лициния
Лукулла… Во-о-он, посмотри», – кивнул
мне рассказчик куда-то в море, - «видишь мыс в дымке, там на севере от
Херсонеса? Это мыс Лукулл! В его злодейскую честь назван! Он первый и начал
громить наши войска!»
- Наши? – робко переспросил я, недоумевая.
«Наши!» – твердо парировал иронию, мой визави – «Митридат
VI Евпатор наш, керченский…, ну, ладно, ладно Боспорский! Но это же все равно
Крымский царь и он римлян чуть не кокнул... А вот жаль… Вот по-другому бы
покатилась старуха история»
А потом был долгий и, как не странно, совершенно точный
исторический рассказ, как у Никополя
римский полководец Кальвин Домиций был
разбит понтийской армией во главе с Фарнаком, сыном Митридата. Тем
самым, его любимым сыночком, что потом предал отца и перебежал на сторону
римлян.
Или, как римский адмирал Рутилий Нудон у Халкидона
потерял весь свой флот – 70 боевых римских кораблей. Вот это было позорище…
Мужики под вино, в тени виноградной беседки, на берегу
тихой гавани, в Карантинной бухты, во второй половине 20 века говорили о тех
далеких временах. О тех людях, воинах, полководцах, которые, может быть тоже
сидели на этом самом месте, но тысячи лет тому… Говорили с радостью или
горечью, как будто сами, или их отцы, ну, может быть деды, были участниками тех
кровавых битв и сражений.
Здесь на земле древней и бессмертной, иногда, казалось,
в собеседников вселяется дух тех давних жителей Херсонеса, что были
свидетелями и участниками добиблейских событий и далеких войн.
Тогда я впервые попал в гостеприимную квартиру, а
точнее комнату, молодого историка-археолога Юрия Барбинова. Комната
располагалась, где-то посредине длинного, темного коридора, старинного монастырского дома, может
быть даже и в келье известного монаха.
Юра называл свое жилье «Общагой имени монаха Бертольда
Шварца». В прочем, тот, кто читал Ильфа и Петрова…
***
Я еще
не знал, что жизнь моя долгие и долгие годы будет пересекаться с жизнью, потом
уже важного и крутого преподавателя «научного коммунизма», а позже и профессора
Юрия Олеговича Барбинова.
Разве
можно было себе представить, что его внутренний шовинизм окажется выше и важнее
нашей дружбы на руинах древнего города? … ...представить, что он мне никакой и не брат, и не друг, никто… Мы не одной крови, и не одной религии, и не
одного человеческого восприятия, как прошлого, так и будущего…. Как будто мы с
разных планет. Он голубой крови, высокой, настоящей, чистой, русской – на все
имеющий права, а я никакой, селянской, испорченной украинской и потому –
бесправный. И мы вовсе и не потомки, и не жители вечного Херсонеса...
Он,
приехавший на эту землю жить уже зрелым человек – здесь свой, это его Земля, а
я, на этой земле родившийся – чужой и у меня ничего здесь нет.
***
А
тогда – ну, кто не знал, где спрятан ключ от Юркиной квартирки. Кто не пил вино
или славное жигулёвское в палисаднике прямо под окнами его комнаты, куда
попадали из окна. И перед нами, через непролазные кусты и вечные
мраморные колонны базилик, подпирающие синее херсонесское небо, лоснилось, слепя закатом, огненной солнечной
дорожкой, Черное море. А мы спорили,
говорили, кричали, доказывая каждый свою истину, читали стихи, вспоминали имена
забытых и загубленных поэтов и писателей, и имена тех, кто жил тысячелетия
назад, и пели песни, и влюблялись, и,
конечно же купались в настоящем море, и в море счастья…
Так я
и вошел в мир Души Древнего Херсонеса.
Но
вернемся к оборонительной стене, точнее к суровым воротам с кассирами и
вахтерами-билетерами. Нет, вовсе не грозные воины полиса Херсонеса, а уже
немолодые женщины и вечно где-то рядом ошивающийся милиционер, оберегали вход
на древнюю землю...
Комментариев нет:
Отправить комментарий