вторник, 29 октября 2013 г.

Гибель русской словесности




Похоже, что русский язык..., как бы так помягче сказать, чтобы  не очень обижать тех, кто об этом никогда не думал, даже не задумывался... Здоровье русской словесности в очень плохом состоянии. Она срочно нуждается в реанимации...
А ЧТИВО? О, это чудо живее всех российских литживых. Но оно, по большей части, иноземное, простовато-глуповатое, переводное!  Вот не изящная, полированная мебель, едва не от кутюр мастера-краснодеревщика, а грубое ДСП покрытое шпоном под дуб. 
Вот, к примеру, лежит кто-то на пляже (Хургада, Ялта, Майями, Геническ, Шарм...) и пофиг ему политика и волнения. А ему, усталому, всунули на ближайшей развалке к пляжу, самолету, перрону… книжку. Теперь он без малейшего напряжения, с удобным форматом, чуть не в карман, в один пакет с мокрыми трусами-плавками, (да что я ее повезу назад)? Она дешёвенькая, из газетной бумаги. Прелесть, чтобы забыть и забыться, вытравить-выдавить из себя весь тот духовно-политканцелярский и семейно-городской душевный хлам. Измучился… Всё, пора отключаться! 
А сюжетец какой: бары, сказочная жизнь лямур, сказочные дивы, шуршание нарядов, герой, героиня, нумера, смокинги, виски, текила..., и… бац, убийство.... И покатилось. Так чем, чем же это закончится? 
Три года назад был на одной здыбаловке в Египте. Друг, подсобив отелем, предложил на 10 дней в Шарм эль Шейх улизнуть. Рядом. 
 Первых три дня с принебрежением наблюдал за чтивопоглотителями. 
Лежат на берегу Красного моря: сон, мечта, экзотика, небо - глаза от яркости вылезают из орбит, парить в мечтах самому себе завидно, море сине-синее, без сориночки, – утонуть не обидно, вокруг пальмы, девицы, галдящие аниматоры: «руки шире, ноги шире…! 
 А они читают… Читают!
В роскошном, мраморном зале для магараджей, нежась под струей конденционера в прохладе, на виду почти экваториального солнца…  кушают, все, что может быть на земле. Там есть даже то, что уже невозможно придумать….  Жрут, как не в себя: барашка, индейку, антилопу..., любую- морскую, земную, подземную, подводную невидаль…, котлеты, омлеты, запеченное, тушенное, соусы, дыни, ягоды, фрукты, киви-шмиви, папайю-малакайю и... вино белое, розовое, красное… сколько влезет, но только тут.
На  этом празднике живота царя Крёза, я уже на третьи сутки получил звание  «Мистер Рэд Вайн» и мне подносили еще 200 гр замечательного итальянского сухенького, на поднятый указательный палец!…. 
А они в это время читают!!! И где? На столе Шихеризады? Атас!… Однако, читают. 
После оцепеневшей от стужи родины, а дело было в декабре, я думал, сойду с ума. Посмотрю – читают, обернусь – читают, выхожу из моря - читают... Ночью вышел на лоджию, на соседней, почти топлес, блондинка, в кресле. Спаси меня, Всевышний, – чита-а-а-а-ет! Четыре часа ночи, вот-вот светать начнет, я выперся восход в Красном море снимать, а она читает. Тот же формат, тоже чтиво….
На четвертый день мой друг говорит: «Не майся дурью, отверни морду от красивых, почти голых, (ну, если это плавки, то я… африканская русалка) попок красавец прибыших из СНГ, у тебя же денег нет на один такой коктейль для себя, как они вечером в баре дюжинами принимают на грудь –  почитай чтиво!»   
С легким недоверием взял.  Целый день маялся, - читать-не читать: Австралия, Аделаида, виски с содовой, джин-тоник, продувной кабак, дорога. Он. Она. Но Она его бросила. А Он бросил машину. Сломалась. Как и любовь, но Он кого-то разыскивает, кто-то за ним подглядывает… да, чтобы вы провалились…. Жуть и тягомотина!
Стал приглядываться. Читают Чейза? Читают. Но больше Питера Чейни, красивые обложки, фантастические названия романов, горящие глаза читателей, но больше читательниц, и еще бесчисленное множество мне совершенно неизвестных имен на этих, жуть каких красивых обложках. Ну, понятно, что кроме не читанных мною марининых-дашковых…  Этих тоже вдосталь!
Все, мучать не буду. Я за два дня, пока не проглотил эту австралийскую муть, (вовсе не как вино, которым наслаждаешься и даже, которым не очень, а как шмурдяк виноподобный с грязных столов ай-петринских шалманов), переведенную на суконный русский язык с английского, чуть не одурел и был похож на всех вокруг. Потом печально сидел и думал - почему? 
Так все же очень просто, так просто. Так пишут докладную начальнику, служебную его начальнику, донос на соседа. И все без всяких этих дее-не дее и прочих причастных активных, пассивных  оборотов и накрученных выкрутасов, предложений длинной в мою жизнь, что и Лев Толстой позавидует…. Вот такая, если ее можно назвать литературой, жива! Увы, но да!
Но это чтиво! Да, но и только. А ты хотел, чтобы они валялись на пляже среди всей этой экзотики, пальм, у самого синего моря и читали Достаевеского, Тургеньева и Некрасова?
Нет, теперь уже не знаю, что они должны читать? Потому, что та…, Великая Русская Литература, вымученная страданиями и жизнью сотен, и сотен воистину великих - Языковых, Плещеевых, Рылеевых, Баратынских, Курочкиных Раичей, Надсонов… и это без Пушкина,  Гоголя, Толстого…  Это без поэтов и утвердителей языка первой трети века расстрельно-уничижительного для русской словесности,… похоже, если и не совсем умерла, но тяжело больна. 
Коммунистические Быдлоимы говорили часами, регулярно, а потом годами их речи заставляли слушать, зубрить и пересказывать, всех без исключения. Все население, миллионами. Но они  вещали таким жутким околорусским языком, что, казалось, произносятся звуки злобными инопланетянами, прилетевшими на Землю уничтожить все, с таким трудом созданное. Я уже не говорю про содержание.
Они же заставляли забыть Великий Язык, потерять, презирать и презреть настоящую поэзию, учили, как не помнить истории, как ее переписывать и лгать. А борзописцы-льситцы за это получать премии имени палачей, дачи, деньги, почет, но не дай Бог шаг влево, шаг вправо - щелчок и все. И уже завтра в квартире уважаемого, с его мебелью и постелью, будет проживать тот самый Щелкунчик. 
Еще  учили, как душить и морить голодом поэтов, писателей, людей умеющих думать...  Им нужен был жуткий суконный язык быдла, плоть от плоти которого они и были… Это и был их звук-язык - не великий, но Могущественный.
Не тонкий, настоящий, стародавний, деревенский говорок простого человека от сохи, глубиной от матери-проматери, а того лыдаща, ленивого, подлого и нерадивого, что только и ждал как все отнять. Матерком, матерком они умели хорошо изъясняться, где одно слово из трех букв заменяет двадцать понятий.  А тот, настоящий русский, литературный, возвышенный корчился в агонии, пылился в книжках!
Ну, кто после этого вспомнит без Вики.. или Энци… (и тут же забудет), кто такой Спиридон Дрожжин – в чем его сила и нужда в русской поэзии? Или в чем заключалась поэтическая бесценность Дмитрия Веневитинова? А ведь у его смертного одра стояли Пушкин и Мицкевич. Они-то понимали величину, ушедшего так рано, юного и великого?
Кто сегодня сможет признаться, что Гоголь, без его внутреннего, глубочайшего украинства и потрясающего знания украинского языка, культуры своего народа, его страданий, преданий и чаяний…, никогда бы не смог стать одним из утвердителей, мужающей, молодой, русской словесности, литературы?
А теперь прислушайтесь к тем, кто сегодня верещит про Великий и Могучий, единственный в мире язык «Великой Русской Цивилизации»? Прислушайтесь, на площадях, на полит-тусовках...! И вы услышите тот же самый жалкий прононс партфункционеров с их 5-15 тысячами слов из словарного запаса газеты «Правда».
Им язык нужен, как штык, как бомба, как трибуна, как источник спекуляций, шовинистической заразы, давления, притеснения, заработков…, но уж точно не для спасения и возрождения Великой Русской Словесности!  
Они к больному, больной даже не заглянут -  им все это нужно лишь только, как политическая фишка. 
   








1 комментарий:

  1. Олекса Гайворонский: Переводчики у них есть, да. И академические издания литературы на отличном научном уровне (вон, какое шикарное полное собрание Пушкина издали). И мн. др. То есть, существование в России солидной традиции научной обработки текста не подлежит сомнению. Но академическая школа - это, все-таки, не творчество. Ее существование действительно подразумевает наличие в языке второго, творческого, отряда. Но формировалась эта школа давно, еще на фоне полноценной литературной функции языка. Просто в силу своей консервативности и меньшей зависимости от общественной конъюнктуры она продолжает сохраняться и в тех условиях, когда второе крыло отсохло и отвалилось. Я за россучлитом таки пытаюсь следить. Он обширен. И кошмарен. Аналогов тому, что там сейчас массово клепается, в прошлом не найти. Обрыв преемственности сам по себе - не трагедия. Шестидесятники тоже не имели прямой преемственности с серебряным веком: самозародились в трухе, как мыши, и начинали со студенческих од Сталину, в точности как грибачевы и марковы. Но сами же в итоге и выросли в эталоны современной литературы, а марковы оказались на свалке вместе со своей конъюнктурой. Подозреваю, что дело все-таки в давней закономерности, что хороший русский писатель вырастает только в противостоянии (внешнем или внутреннем) с властью. Единственный из достойных внимания живущих русских писателей - это Ерофеев, и он, как раз-таки, остается "диссидентом" и в современных условиях. Все, кто пытался быть аполитичным и "занимательным", все, кто примерил неподходящую для русских европейскую маску постмодернистской всециничности, скатились в - как метко определяет россучмова с ее революционной любовью к аббревиатурам - в УГ. (Замечу, что здесь везде речь идет о писателях, а не о составителях букв наподобие донцовых, ибо донцовы - это явление из сферы промышленности, а не литературы).

    ОтветитьУдалить