2. Пугающая встреча с сероводородом
В
северо-западной части Черного моря между мысом Тарханкут и островом Джарылгач
начался замор. Массовая гибель мидии - ракушки представляющей большую
промысловую ценность.
Это
сообщение повергло всех в панику.
Попытаюсь
объяснить непосвященным - этот район моря один из самых продуктивных в Черном
море, но особенно ценным с точки зрения морского промысла были гигантские
мидийные банки “Тетис-1”
и “Тетис-2” .
Сейчас просто не помню объема “проживающих” здесь мидий, но величина
исчислялась многими сотнями тысяч тонн ракушек, обустроившихся на место
жительства на небольших подводных поднятиях - морских банках.
Я
участвовал в изучении этого района раньше и видел своими глазами обе банки до
замора и скажу, что картина была просто замечательная - представьте себе, что
двигаетесь на расстоянии одного метра над морским дном в подводном аппарате и
часами наблюдаете сплошной ковер мидий. Ракушек было так много, что даже
варварский “сбор” мидий специальными приспособлениями, драгами, с судов
Очаковского мидийного комбината, буквально сдирающих со дна все живое, не
сильно подрывал “здоровье” банок. Это сейчас все принялись выращивать мидию на
специальных подводных плантациях, как
давным-давно делают во всем мире, а тогда (в конце 70-х) -греби- не хочу.
И
вот пришло страшное сообщение, что вся мидия на банках погибла. Первое же
погружение подтвердило самые пессимистические прогнозы: банка “Тетис-2” мертва, и картина предстала
перед глазами ужасающая.
Видимости
не было никакой - дно проступало лишь в нескольких сантиметрах от иллюминатора,
но и то что видели глаза приводило в ужас. Это было не то радостное дно - дом
миллиардов и миллиардов живых существ, а бесконечное кладбище на глубине 30-40 метров.
Гидрологические
пробы и анализы воды показали, что в придонном слое смертельно низкое
содержание кислорода и ... пожалуй все.
Реактивов и приборов, определяющих содержание вредных химических веществ (ну всяких там пестицидов,
гербицидов...) у нас не было . Мы могли лишь предполагать, что произошло.
Год
выдался аномальным: несколько недель подряд не было ни единого шторма, то есть
не было вертикального перемешивания морской воды, в это же время была выпущена
вода с рисовых чеков, вынесшая в море много гниющей органики с удобрениями, да
бедолага Днепр возможно принес со своими
водами промышленные отходы и ... (мы тогда сильно недооценивали пагубность
слива неочищенных вод с Каркинитский залив химическими комбинатами в Армянские
и Красноперекопске). Все это вызвало массовую гибель живых существ. На гниение,
а точнее окисление требовался кислород. А уж от недостатка кислорода погибло
все. Не преспособленные перемещаться по дну мидии просто задохнулись. Казалось
бы все ясно, но руководитель экспедиции Валерий Петров решил провести
дополнительные исследования и взять серию проб прямо из тонкого придонного слоя.
Дело в том, что батометры - приборы для
взятия проб воды, позволяют это делать лишь на расстоянии
полтора-два метра от дня, а это не давало точной картины происходящего. И
тогда, кто-то предложил брать анализы воды прямо из подводного аппарата, через
тонкую трубку механического глубиномера. Техники приладили удлинитель к
забортной части глубиномера, что позволяло брать пробы в нескольких сантиметрах
от грунта.
В
первом же погружении в пробах воды был обнаружен СЕРОВОДОРОД. Полученный
результат вызвал споры - сероводород мог быть не причиной замора, а всего лишь
следствием. Спорили долго и однажды зашел об этом разговор на ходовом мостике и
неожиданно наш капитан, Михаил Корнеевич Гордиенко, старый, бывалый моряк, никогда не
вмешивающийся в научные споры, вдруг перебил спорящих и рассказал удивительную историю.
Перед
самой войной, в году этак сороковом, он,
совсем еще молодой человек, в этой самой экватории, между мысом Тарханкут и
островом Джарылгач, на небольшом буксире
участвовал в обеспечении учебных стрельб то ли крейсера, то ли эсминца.
Буксир тащил на длинющем тросе плавающую мишень, а с корабля по ней стреляли.
Работенка не из приятных, но приказ есть приказ - артиллеристы пристреливались
по движущейся мишени. Все шло нормально, но однажды бойцы сильно промазали и
снаряд вошел в воду недопустимо близко от буксира. Кроме того взорвался снаряд
на глубине, да так, что на поверхность взлетела черная донная грязь и ...
экипаж почувствовал страшное зловоние. Это без всякого сомнения был выброс
сероводорода.
Михаил
Корнеевич уверял нас, что несмотря на 4-5 кабельтовых до выброса (1 кбт = 1/10
морской мили, т.е. кабельтов равен 186 метрам. Прим. Л.П.) зловоние было на
столько нестерпимым, что капитан, обрубив буксир и бросив плавающую мишень
ретировался восвояси. За что потом получил взбучку.
Что
же это было? Кто изучал эти рассказы, сопоставлял сообщения и свидетельства?
Вряд ли это мог быть выброс сероводорода вот с такого замора, как мы изучали.
Это скорее всего был выброс из
подводного, вернее поддонного резервуара, а значит можно предположить,
что именно природный сероводород поступает из недр Земли и отравляет воды моря.
Вопросы, вопросы... .
(продолжение
следует)
Появление сероводорода действительно является следствием поднятия слоя анаэробной биосферы от дна моря все выше к поверхности. А он, в свою очередь, повышается вследствие обеднения донных слоев кислородом, сгорающим от повышенных количеств гниющей зелени в воде. В реки с каждым годом все больше сбрасывают органику из очистных сооружений городов, удобрения смываются с полей, заводы сбрасывают органические отходы. Если так будет продолжаться, то Черное море может полностью задохнуться без кислорода в воде и превратиться в мертвое болото, в котором нельзя будет купаться, вымрет вся живность, рыба. Сероводород как ядовитый газ вытеснит с побережья все население прибрежных городов, курортов. Поэтому нужно принимать меры к снижению сбросов в реки, впадающие в море. Возможно имеет смысл строить на побережье насосные установки для барботирования воздухом морских глубин, как это делается например на озерах и реках зимой, когда бывает замор рыбы.
ОтветитьУдалить