А  отца  всю  жизнь  не  хватает

Пятьдесят лет минуло в эти ноябрьские дни, когда внезапно остановилось сердце моего отца. Это было невероятным горем – отец никогда не болел. Я видел его в постели больным, только один раз. Он в детстве, в страшном своем детстве, когда вокруг безжалостным, кровавым смерчем косила людей Гражданская война, а ему в 1917 было всего восемь лет, он умудрился не переболеть ни единой детской болезнью. И вот, далеко за сорок, от меня заразился скарлатиной. Ему долго не могли поставить диагноз и старый, мудрый Бабуджи, я не помню, к сожалению, его имени, выслушав всех – и осмотрев отца, поставил точный, но невероятный диагноз для взрослого человека…

И вот его не стало. Ни детство, опаленное революционными убийствами и невероятной жестокостью, ни голод и голодоморы, ни раскулачивания и коллективизация, ни служба в кавалерии  и война в морской пехоте…, а просто первый, случайный, сердечны приступ…

 Я учился далеко от дома, в России, хотел стать геологом. И о смерти сказал заведующий отделением общей геологии Павел Андреевич Пыльнев. Обнял, достал из своего кармана деньги на дорогу, посадил на машину директора, на которой меня и отвезли на вокзал.

Да, домой я не доехал…

Меня сняли с поезда, как беспризорника, беглеца, воришку в Харькове. Я верещал и кричал, и показывал на проводника, который забрал у меня билет, но тот, как мумия бездушная с вырванным сердцем, стоял у вагона и молчал.

А уже там, в кутузке,  пока,  кто-то,  куда-то звонил,  в какие-то детские, закрытые учреждения, проверяли заявления обворованных…. я расплакался.

Думаете менты пожалели? Или та толстозадая тётка тетка в пагонах из «службы малолетних преступников»,  с расстёгнутой форменной рубашкой на безразмерной груди, что схватила меня за ухо, была по лицу и кричала: «Признавайся, сученок, кого еще обчистил и где краденное спрятал.., где подельники?»

Я как дурак, размазывая слезы, показывал телеграмму, в которой черным по белому, приклеенной лентой, было написано про смерть отца, Пилунского Петра Семеновича, и адрес старооскольского геологоразведочного  техникума и мое удостоверение, учащегося этого техникума.  А ведь паспорта у меня еще, по малолетству, не было – я только-только сдал все анкеты и фотографии в паспортный стол.

Но ничего не помогало – они были уверены, что это прикрытие и, что я похож, на какого-то юного урку…

Меня пожалели бомжи, пьяницы, настоящие воры… за решеткой. Они принялись кричать и матюгались, и свистеть, и топать ногами, и, ка тогда говорили, лягавых, страшными словами обзывать… А их принялись быть и мне досталось – отлетел через всю их «пыточную» и едва не потерял сознание, разбил нос о стену….

И только после этого, они немного умерили пыл – быстро раскрыть преступление, или, как мне, зеленому, едва не с ангельской мордой и белобрысыми волосами, 16-ти летнему пацану, поведали сокамерники – «они же хотят на тебя навесить какой-то шухер! Не колись, ни в чем не признавайся и больше плачь…!»  Но у меня от злости и слезы высохли. Кончились.

Меня из лягавки выгнали ночью. Но я вернулся – у меня не было денег на поезд. Даже те, что были, исчезли.  Мне дали доброго пинка в зад, но снова задержанные заорали так, что зазвенели стекла… На дорогу до Симферополя,  насобирали они. Один старик, в страшно грязной морской робе, разорвал носок и вытащил оттуда зашитую пятерку…. Потом он потребовал, чтобы мне вернули удостоверение учащегося и телеграмму… «так ведь без документов и еще раз снимут!»

Я успел сказать спасибо, моим спасителям и друзьям, при полном изумлении этой своры в пагонах, и убежал к отходящему поезду Москва-Симферополь.

Проводница, выслушав, мельком посмотрев документы и телеграмму,  накормила, напоила чаем, погладила по голове и уложила меня на свою койку и всплакнула – это же было военное поколение людей. После той страшной войны, прошло всего восемнадцать лет. Они  были совсем другими… И денег с меня она не взяла.

Я ехал и все думал, думал, надеялся, что это сон, случайность, злая ошибка, что кто-то пошутил и что мой отец жив, живой… Вот сейчас войду в дом, а он сидит за столом и улыбается –«ну, шо, майбутній геолог,  порелякався…?»

 Но все было правдой, как в телеграмме…

И как же всю мою жизнь мне не хватало отца – спросить, посоветоваться, узнать, выслушать,  повиниться…