Три встречи с опасной незнакомкой

     1.  Неожиданная  встреча  с  сероводородом  

           

И как же неуютно Черное море зимой. Оно и с берега в это время года мрачновато выглядит, а уж когда вокруг только вода, одна вода, и ни клочка земной тверди, становится и вовсе не по себе.

Однажды, в конце 70-х,  именно зимой, довелось мне быть участником одной экспедиции в открытой части моря. Нас бесконечно преследовали бесконечные штормы и изнуряла короткая, крутая и злая черноморская волна. Экипаж судна-носителя “Гидронавт”, научная группа и пилоты  подводного обитаемого аппарата “Тинро-2”, из-за ужасной погоды с трудом справлялись с рейсовым заданием. Но один из пунктов этого задания, к неудовольствию наших “магелланов”, капитана и его помощников, по причине большого риска, мы хотели выполнить непременно. Нас, научную группу и экипаж подводного аппарата, подталкивало любопытство.

В Черном море существует два замкнутых, так называемых циклонических течения. Это связано прежде всего с конфигурацией береговой линии моря. Возьмите  географическую карту и внимательно посмотрите. Море разделено небольшим отростком суши в Турции в районе Синопа и Крымским полуостровом почти на две равные части. Течение с востока отрывается от северного крымского побережья и направляется к турецким берегам, а там, подпираемое течением с запада, со стороны пролива Босфор, поворачивает вновь на восток. Западное течение тем временем, приблизившись к Южному берегу Крыма, поворачивает на запад. Так тысячелетие за тысячелетием, размеренно и бесконечно,  текут  две  реки без истока и устья. Это обстоятельство делает сравнительно небольшое Черное море похожим по своей структуре течений на настоящий океан. А раз так, то непременно можно найти в одном из этих гигантских кругов точку где течение отсутствует. И именно в этой точке, скорее всего должен “выпячиваться” близко к поверхности сероводородной “купол” и там  можно изучить пограничный слой между “мертвой”-глубинной водой и “живой”- поверхностной. Вот мы и отправились на поиски этой точки моря-океана, не отмеченной ни на одной карте мира.

Через несколько дней бесконечных гидрологических замеров наш гидролог Николай Бобко, после поднятия на борт очередной гирлянды специальных приборов - батометров с глубинной водой, радостно потер руки: “Ребята, кажется это здесь - сероводород на глубине всего лишь 75 метров! Это минимальный показатель за три дня.”

Точка не совсем соответствовала географическому центру западного циклонического круга, но погружаться решили именно здесь.

Увидеть “это” своими собственными глазами хотели все, кто имел допуск на погружение в подводном обитаемом аппарате, но после долгих споров решили, что под воду пойдут подводный наблюдатель Вадим Сумерин и я, второй пилот, капитан подводного аппарата.

Потом мы больше суток ждали у моря погоды. И лишь на следующий день, ближе к полуночи, ветер внезапно стих, но огромные, как лапти снежинки посыпались из тьмы в ярко освещенное пространство. Снежинки, оставаясь на палубе судна и на стальной капсуле нашего подводного аппарата, со странным шелестом падали, падали и как бы гасли на чернильной поверхности мрачного ночного моря. Зябли на палубе, не понимающие нашего рвения работать в такое ненастье, матросы, волновались штурмана - ведь не только нужно опустить на воду  аппарат, но еще и поднять его благополучно на борт после погружения (а вдруг погода резко ухудшится?)

Отрывисто и глухо звучали команды капитана и так же глухо слышны были ответы всех, кто принимал участие в непростой этой работе:

-Стоп машина!

-Есть стоп!”

-Лево на борт!

-Самый малый вперед…!”

Машина стоп, приготовится к погружению!

Судно необходимо  под таким углом развернуть к волне и к ветру, чтобы прикрыть подводный аппарат корпусом и дать возможность пилоту аппарата без соприкосновения с бортом отойти на безопасное расстояние и уже там приступить к погружению в глубину.

Ну вот и долгожданная команда старшего помощника капитана:

“Вира, аппарат!”

Многотонная стальная машина вздрогнула, закачалась, приподнялась над палубой и поплыла на встречу с темнотой. Всего остального нам уже не слышно: наглухо запечатанные, по морскому “задраенные”, тяжелым стальным люком внутри корпуса мы до поры до времени посторонние наблюдатели.

Вот аппарат приблизился к воде, вот коснулся неуютной, покрытой оспинками от снежинок, воды и ... . Лязгнули захваты -последнее что связывает нас с судном. Сейчас прозвучит команда:

“Отдать, захваты!”

Потом я услышу по радио голос руководителя погружения позывной аппарата:

“Скат”, “Скат”, вы свободны!”

Отвечу торопливо и, включив  маршевый двигатель аппарата,   покидаю опасное пространство у борта судна.

Все так и происходит и через несколько минут приступаю к погружению. Потом последний раз мелькает в уже заливаемом водой, иллюминаторе фантастическая картина ярко освещенного судна в ночном, размазанном стрелами снегопада море и мы  проваливаться в бездну.

Честно слово, под водой было уютнее, чем на палубе: ни снегопада, ни пронизывающего холода (он настигнет позже) и главное, впервые за многие недели никакой качки.

Время тянется тягуче долго, на глубине 15 метров зависаем  в пустоте, (это когда аппарат и не всплывает и не погружается, а как бы парит в подводном пространстве), проверяем системы жизнеобеспечения, напряжение батарей, состав газовой, дыхательной смеси... . Докладываем обо всем на поверхность, (беспроводная звукоподводная связь включена все время пока подводный аппарат за бортом) и вновь начинаем ввинчиваться в мрачное пространство: 30, 40, 50 метров... , на 80 прекращаем погружение. Надо бы осмотреться - где-то здесь должен быть сероводород? 

Ничего!

Может быть Николай ошибся?

Проскакиваем еще 20 метров.

“Гидронавт”, я “Скат”, прошу связи!”

“Гидронавт” слушает.”

“Нахожусь на отметке 100 метров, ничего не наблюдаю, может быть гидролог ошибся?”

Бесстрастный голос, переотраженный до неузнаваемости множественным эхом окружающей нас бездны, сообщает, что никакой ошибки нет и мы давно находимся в сероводородной зоне.

Странно, но ведь ровным счетом ничего.

Вадим Сумерин ворчит:  “Давай продолжим погружение.”

... 120, 140, 150... . Наблюдаю, как Вадим  тянется к трубке глубиномера. По инструкции его открывать на глубине запрещено, но делаю вид, что не замечаю. И тут же мы оба сожалеем о незаконных действиях - через тоненькую трубку внутрь подводного аппарата с шипением брызгает забортная вода, наполняя обитаемый отсек  зловонием. Смеемся, зажимая нос - вот “он”, родненький, рядышком. Запах тухлых яиц трудно с чем-нибудь спутать.

А подводный аппарат тем временем продолжает медленно погружаться.

Первый раз “ЭТО” я прозевал и вздрогнул, когда Вадим Сумерин вскрикнул: “Смотри!”

Я прильнул к холодной поверхности прозрачного акрилового иллюминатора и ... ничего не увидел. А Вадим разбушевался:

“Я же говорил, говорил что “ЭТО” должно быть видно!  Ты, кстати, засек глубину?”

“183 метра” - отвечаю, взглянув на механический глубиномер.

“Вадим, - осторожно спрашиваю: “а что ты видел-то?”

Он меня не слушает, суетится, нервничает и тут же предлагает:

“Давай всплывем до отметки 170 метров и чуть медленнее, чем сейчас начнем погружаться. Я видел СЕРУ!”

Что-о?!

“Се-е-рру-у! Кристаллическую серу!”

В это трудно было поверить, тем более, что я ничего не видел, но решил, что предложение Вадима совершенно разумное. Включил вертикальные винты и мы, как на вертолете всплыли на 15 метров и начали новый набор глубины. И вот тогда-то и я увидел “ЭТО”.

Знаете, это больше всего было похоже на дым. И не спешите удивляться. Представьте себе комнату, в замкнутом пространстве которой стелется дым от зажженной сигареты. Если в комнате нет сквозняков и никто не ходит, то дым располагается этакими слоями, вроде бы как  тонкая прозрачная вуаль зависает в пространстве.

 А теперь давайте погрузимся на глубину.

В прозрачном пространстве, отравленной сероводородом воды, мерцающей в свете прожекторов полупрозрачной вуалью холмилось нечто: живое, дышащее, искрящееся микроскопическими кристалликами... . Фантастическая картина!  Местами вуаль расслаивалась на несколько “этажей”, которые соединялись между собой и опять расслаивались.

Трудно сказать- то ли это двигался подводный аппарат, то ли легкое течение наваливало вуаль на нас, и вуаль, скручиваясь, исчезала подле самого иллюминатора. Искорки ярко вспыхивали и гасли. Но вслед за гаснущими рождались новые и новые. То что это были кристаллы не вызывало сомнения. Вот только чего?

Более двух часов мы наблюдали эту феерическую картину, однако время пролетела так быстро, что мы несколько раз забывали выходить на контрольную связь.

Потом было всплытие и восторженные рассказы о том, что мы видели с Вадимом и долгие споры о том, что же мы видели. Ведь возможно , что это явление своими глазами мы с Сумериным видели первыми... .

Но вот что интересно: если это кристаллическая сера, а так оно скорее всего и есть, то значит, далеко не все процессы, происходящие в глубине Черного моря известны, изучены, поняты. Если сера выпадает в осадок под воздействием каких-то химических процессов, кристаллизуется, то значит баланс сероводорода в гигантском объеме моря неизвестен? Вопросы, вопросы... .

Тогда, зимой 1979 года нам, всем, кто был связан с новым методом изучения Мирового океана, визуальными наблюдениями, казалось, что новые подводные открытия отечественной подводной обитаемой техники не за горами, что и советская гидронавтика скажет свое слово в понимании жизни морей и океанов, глубинных процессов. Увы, этого не случилось - в той, теперь  уже несуществующей стране, не был утвержден даже сам статус профессии “гидронавт”. Были ребята терявшие здоровье, зрение, годами участвовавшие в сложнейших экспедициях, проводившие в стальных капсулах, обитаемых сферах под водой сотни и сотни часов,  рисковавшие своей жизнью, но не имевшие профессии. Советская гидронавтика так и осталась на бумаге.

 Удивительной оказалась судьба и нашего открытия - кое кто из ученых мужей просто испугался, что его личные теоретические и практические исследования могут быть поставлены под сомнение и ... на базе “Гидронавт” больше никто и никогда не возвращался к этой проблеме - не было заказа, не было финансирования.

А тогда? через два дня, дождавшись очередного затишья на море под воду ушли мои коллеги - капитан подводного аппарата Валентин Дерябин и подводный наблюдатель Александр Метлюх, Они подтвердили наши наблюдения и даже подняли на поверхность анализы воды и ... думаю до сих пор где-то в архивах хранятся невостребованные наши наблюдения.

(Конец первой части)